HyiZnaetKto

HyiZnaetKto

На Пикабу
поставил 28 плюсов и 0 минусов
отредактировал 0 постов
проголосовал за 0 редактирований
Награды:
10 лет на ПикабуЗа серию постов «Отличницы тоже плачут»более 1000 подписчиков
46К рейтинг 9223 подписчика 0 подписок 25 постов 0 в горячем

Отличники тоже плачут - эпилог

- Да что ты там строчишь все время каждую ночь? – заглянул мне через плечо любопытный муж, стоило мне только взять в постель ноутбук.
- А я думала, ты уже спишь, - растерялась я, - да так, воспоминания всякие, подростковые рассказы, вроде того.
- Да что ты там можешь написать, - лукаво ухмыльнулся он, любитель постоянно меня подкалывать. И мечтательно добавил, - вот если б я написал, это было бы во сто раз интереснее. Вообще ведь ни у кого такого детства не было, как у меня. Спи давай, вон уже синяки под глазами от твоих бессонных ночей.
Конечно, он прав. Муж тоже наприключался в юношестве от души, хоть и в другом, более агрессивном и каком-то полукриминальном направлении. И у каждого трудного подростка – своя неповторимая история: безумная, веселая и страшноватая. Но в чем-то все эти истории похожи, есть у них что-то общее.
Ребят, как много хотелось бы рассказать: и о поиске себя в этом мире, и о решении проблем взаимопонимания полов, и о налаживании отношений с родителями. Но невозможно передать свой опыт, потому что для каждого он уникальный и неповторимый, до всего можно дойти только самому, набив немало шишек. И каждый приходит в этот мир решать свои задачи и сдавать свои экзамены.
Пока я писала, часто приходилось видеть литературную критику – вы имеете на это право, вам может не нравится мой стиль. Я совершенно спокойно к этому отношусь, потому что абсолютно не претендую на лавры писателя, мне лишь хотелось простыми словами рассказать эту историю.
Зачем? Ну это было нужно, в первую очередь, мне. Словами трудно описать, но какое-то переосмысление произошло, некий итог, поменялось немного отношение ко всему. Например, где-то на восемнадцатой главе даже удалось бросить курить – это произошло само собой (надеюсь, насовсем). Я начала писать по наитию, совершенно не рассчитывая кого-то заинтересовать, просто захотелось. И это пошло мне на пользу. А писать в форме рассказов оказалось удобно, чтобы посмотреть со стороны, собрать воедино разрозненные воспоминания. А вы мне помогли своим участием снова все это пережить.
Так что очень рекомендую, пишите, отбрасывайте прошлое. Много камней тогда падает с плеч, только будьте честны с собой, хоть и противно что-то бывает вспоминать.
Многие, читая рассказ, называли меня глупой, у кого-то возникало отвращение ко мне. Это нормально, я ведь ничего не приукрашала и не старалась выставить себя в выгодном свете. По опыту знаю лишь одно: чем категоричнее суждения людей, чем скорее они спешат осудить и раскритиковать другого – тем они менее зрелые, не сумевшие разобраться со своими внутренними проблемами. Ведь мы всегда проецируем на окружающих внутреннее недовольство собой, часто неосознанно, стараясь на фоне «осужденных» выглядеть в лучшем свете.
Но это не страшно, стоит лишь захотеть разобраться с собой, улучшить жизнь и найти счастье – и обязательно все получится, ответы будут приходить как будто из ниоткуда, стоит лишь начать задавать вопросы. Пусть трудности не смущают и не пугают: самое темное время перед рассветом.
Да, глупости были, но глупой я никогда не была. Это был подросток, неприспособленный к жизни, не верящий и ставящий под сомнения все существующие стереотипы и нормы морали, отчаянно желающий свободы от родителей. Чтобы проверить все догмы на прочность, на истинность – приходилось просто все переворачивать вверх дном. Цивильной жизни с ее порядками я уже вкусила к тому времени, слепо следуя навязанным мне правилам поведения – теперь оставалось попробовать нечто совершенно другое, другие правила, другие стереотипы: заменить послушание аморальщиной. Так что я побывала по обе стороны морали.
Что мне это дало? Вообще свободу от стереотипов, умение мыслить трезво, не поддаваться манипуляциям. Теперь меня не возьмет никакая пропганда и общественное мнение. Если все побегут жечь еретиков, считая это праведным поступком (а вы только вдумайтесь, еще несколько веков назад так и было, и это считалось хорошо, и никто в этом не сомневался), меня это не заинтересует. Никакая пропаганда не заставит меня ненавидеть кавказцев, американцев, евреев, китайцев – ну или кого там еще принято сейчас ненавидеть. Никакая промывка мозгов не заставит меня ходить на митинги или устраивать погромы – ведь любой здравомыслящий человек знает, что это все постанова, выгодная лишь горстке извращенцев, жаждущих власти. Никакая реклама не заставит меня покупать то, что мне совершенно не нужно в жизни: айфоны, кучи ненужной косметики, якобы делающей всех неотразимыми (лучше заниматься спортом и питаться правильно, тогда и красота никуда не денется), бесполезные, но модные вещи, которые забрасываются через полгода, ну и прочее барахло.
Сейчас наоборот, все человечество видится мне обезумевшим подростком, крушащим все вокруг. Ну нормально ли вырубать миллиарды гектаров лесов, чтобы потом нечем было дышать? Можно ли назвать адекватным поступком изобретение всех этих атомных бомб и прочих средств уничтожения людей? А кто в здравом уме станет убивать за деньги/за идею/за веру/за царя/за медальки, почет и уважение ? Всех бехумств и не перечислить.
Но нет, это же взрослый мир, все в порядке. И ведь все это считается нормой. Разве будет так себя вести взрослый, здравомыслящий человек, думающий о будущем? А все эти извращенцы у власти, словно малые дети, хвастающиеся своими машинками-куколками-домиками-солдатиками? Ведь власти и несметных богатств больше всего жаждут люди с детской или подростковой психикой, страстно желающие самоутвердиться и всем что-то доказать. В то время как взрослому, здравомыслящему человеку хочется лишь простого благополучия и достатка, банальной финансовой независимости, а вовсе не всех сокровищ мира.
Удастся ли этому глобальному подростку образумиться или же он так и сгинет в страшной пучине своих заблуждений – мне не дано узнать. На судьбы мира не повлияешь, самое большое, что мы можем сделать – научиться быть счастливыми и любить себя, здесь и сейчас.
Именно от недостатка обычных людей любви к себе все проблемы мира. Любовь к себе ошибочно называют эгоизмом, всячески клеймят и делают чем-то постыдным. Но человек, не умеющий любить и уважать себя, никогда не сможет полюбить никого по-настоящему. Он лишь будет жаждать этой любви, стараться сделать кого-нибудь своей собственностью, получить власть, произвести впечатление, чтобы у него было доказательство своей значимости. И ему всегда будет мало, он будет пуст внутри, будет стараться заполнить эту пустоту разными вещами: чужим уважением, деньгами, машинами, сексом. Но пустота будет лишь разрастаться.

продолжение в комментах
Показать полностью

Отличники тоже плачут - 22


Я точно запомнила дату – восьмое марта. В честь праздника был организован очередной сейшн, который не хотелось пропускать. Я даже купила билет, чтобы попасть туда наверняка. Навела марафет, как следует: поставила ирокез, которым давно уже не щеголяла, подвела глаза, нацепила все эти напульсники и прочие атрибуты.
Но уже по дороге на мероприятие, в трамвае, у меня появилось какое-то нехорошее предчувствие, на ровном месте нарастала паника, даже затошнило. Я никак не могла понять, в чем дело. Ну откуда это волнение, будто в первый раз и никого там не знаю? Весело же будет, успокойся, - уговаривала я себя.
Списав крики интуиции на паранойю, я отправилась ко дворцу культуры, у входа в который уже столпились нефоры в ожидании начала мероприятия. С кем-то поздоровалась, с кем-то успела попить пива – вокруг были одни знакомые лица. Еще должна была подъехать Даша – школьная приятельница, фанатка ГрОба, которая посещала подобные сходняки крайне редко, а я должна была ее встретить.
Тут меня кто-то похлопал по плечу. Обернувшись, я увидела незнакомку быдловатого вида. Это была довольно крупная девушка (мне она показалась очень взрослой, хотя разница в возрасте была лишь год, как выяснилось позже), цивильно одетая, с крашеными рыжими волосами до шеи, нависающим носом с горбинкой и блядским, нагловатым взглядом.
- Привет, знаешь, кто я? –притворно приветливо поздоровалась она, но в голосе сквозило какое-то высокомерие, а взгляд стал хищным.
- Нет, а кто ты? – мне ее лицо было незнакомо.
- Я Альбина, тут все меня знают, - она старалась сохранять приветливый тон, а у меня ёкнуло сердце. Ее и впрямь все знали, о ней ходили легенды. Ну как же – любительница избивать беззащитных не могла остаться бесславной. Я уже заметила, как все вокруг притихли и начали украдкой поглядывать в нашу сторону.
- А, привет, много про тебя слышала, - я старалась говорить приветливо и непринужденно, не выдавая страха.
- Я про тебя тоже много слышала, ты же знаменитость, самая безбашенная, давно хотела познакомиться. Пойдем, поговорим немного, - продолжала эта рыжая «женщина», приобняв по-дружески и увлекая меня во двор.
Я уже понимала, что меня ждет – наверняка какие-нибудь разборки. Но из-за чего? Было страшновато, однако позорное бегство было просто невозможно. « Ну убегу я, а что потом? К тому же она вроде одна – может, просто поговорим и все будет хорошо? Я же ничего плохого ей не сделала, мы ведь даже не знакомы лично, что ей вообще от меня нужно?» - лихорадочно соображала я.
Когда она завела меня в глухой дворик, из неоткуда появилась ее подружка брюнетка (она мне чем-то напомнила певицу Алсу по виду, но может просто показалось) и еще четверо парней гоповатого вида. И тут я в панике поняла, что это конец, и деваться было некуда.
Первый удар в висок прилетел без всяких предупреждений, в качестве профилактики.
- Ах ты сучка, давно хотела тебе пизды дать, - злобно прошипела Альбина, лицо ее исказилось гневом. И тут же прилетело с другой стороны – от ее подружки-подсиралы.
- Девчонки, че я вам сделала, ну не надо! – взмолилась я. Ведь физическое насилие, все это унижение до сих пор было для меня самым страшным, что может произойти с человеком.
- Ах не надо, говоришь, - эти слова сопроводил новый удар, на этот раз в нос. Кровь хлынула, будто из крана. Никогда бы не подумала, что в носу бывает столько крови, - да такую блядину только так и надо.
Была ли я блядиной? Да, пожалуй. Для этого не обязательно заниматься сексом. Достаточно и простых поцелуев с кем попало по синьке, которые мне так нравились. Видимо, слава уже шла впереди меня.
Но я не видела в этом ничего плохого: никому не делала зла, никого не предавала и не обманывала, не воровала и не обижала людей. Наоборот, это было лишь удовольствие.
Я искренне верила, что в такой тусовке в порядке вещей должна быть фри-лав. А оказалось – как везде, любвеобильные девушки неугодны в любом обществе. Вот за насилие, за зверство – тобой будут восхищаться, уважать, а нерегламентированные проявления любви должны быть под запретом, за них наказывают, этого боятся.
Может, я успела пообжиматься не с тем парнем? Хотя, насколько мне было известно по слухам, Альбина могла избить кого-нибудь и просто так, ради самоутверждения. А повод найти всегда нетрудно – гопы это умеют. Она же была настоящей гоповкой, даже по внешности, хоть и появлялась изредка на ниферской тусовке. Это был для нее настоящий Клондайк безответных терпил.
Никто бы из тусовки не пошел против нее, она имела личную дворовую впрягу, что для простых неформалов –невиданная роскошь. Пока эти кобылы избивали меня, их дружки весело гоготали и подбадривали своих «ненаглядных женщин».
- Слышь, а может ей в рот нассым, хули она так вырядилась еще, - весело предложил один из них, пока я корчилась в кровавом снегу.
- Эта тварь еще панком прикидывается, - кровожадно скалилась Альбина, - вот мы с Леной с первого класса панки, хоть мы так и не одеваемся, но всегда себя так вели и так жили, - читала нотации эта озверевшая баба, продолжая наносить удары на пару со своей подружкой, пока их друзья весело скакали вокруг.
Самое дебильное, что в тот момент я опять винила во всем себя: сама виновата, ведь я шлюха и, похоже, ненастоящий панк – что позорнее всего. Чувство стыда, вины привычно пересиливали боль. Я как всегда ненавидела себя.
Не знаю, сколько это продолжалось. Казалось, конца-края не будет моим мучениям, мои мольбы их только веселили и раззадоривали еще больше. Все же садисты подустали и бросили меня в сугроб, приказав полежать, пока они не уйдут. А мне и так было тяжело встать.
Минут через двадцать я приковыляла обратно – ко входу во дворец культуры, толпа все еще стояла там, а этих зверей не было. Меня тут же обступили знакомые и стали с наигранным сочувствием расспрашивать, что случилось. На самом деле это было праздное любопытство зевак - они и так уже всё знали, им хотелось кровавых подробностей. Какой-то скинхед пытался вправить мне нос костяшками пальцев, еще кто-то прикладывал снег к ушибам, кто-то протянул пиво. Они ведь все видели, куда меня ведут! Почему никто ничего не сказал? А теперь притворяются неравнодушными. Но опять же мне было стыдно, что меня избили.
- Ну так ты на сейшен пойдешь? – спросил какой-то нифер, прикладывающий снег к шишке на моей голове.
- Да ну нахуй, я щас в травму лучше, - я старалась сдерживать отчаяние в голосе, оставаться невозмутимой, чтобы не позориться еще больше.
- А может, билет отдашь тогда? Тебе же он все равно не нужен! – с надеждой спросил он.
Вот тогда мне стало еще и противно от такого цинизма. Я небрежно бросила билет на землю, сразу несколько человек кинулось его подбирать.

Продолжение в комментах
Показать полностью

Отличники тоже плачут - 21

Назвать это место настоящим лагерем можно было с натяжкой. На самом деле, это просто переоборудованная для летнего отдыха обычная школа, расположенная в одном из отдаленных поселков области. А из нашего города туда поехала отдыхать группа детей из развивающего кружка, где Василиса в то время вела спортивные занятия. Вот ее я взяли воспитателем.
Эта школа была совсем маленькой, даже скорее походила на садик. В кабинетах поставили кровати – так и получился «санаторный корпус». Мы с Василисой заняли какую-то небольшую комнатку, с нами еще приютился ее «медведь» - бурят-монгольский волкодав Бьёрн.
До сих пор поражаюсь ее великодушию, несгибаемости чтоли. В то время, как все ее коллеги брезгливо на меня морщились (а мои бритые виски, вечно слипшиеся волосы и грязная рваная одежда у многих вызывали отвращение), Василиса вообще не подавала виду и, казалось, нисколько не смущена. Наоборот, она всем представила меня как родную сестру, не боясь осуждения за спиной. Даже родители стеснялись ходить со мной по улице, все время упрекая за внешний вид. От нее же я подобно ни разу не слышала, хотя по другим, менее значительным поводам, издевки раздавались щедро.
Уже на следующий день я пожалела о своём приезде. Мало того, что курить приходилось украдкой – Василиса вечно издевалась надо мной за это и высмеивала самым неприятным образом. Самое страшное только начиналось - алкогольная ломка.
Я даже не знаю, с чем это сравнить. С самой дикой на свете жаждой? Да, представьте жажду в пустыне, и теперь единственное, что вам нужно, о чем вы только можете думать и страстно желать – вода. Вот так же страстно мне хотелось алкоголя, будто это жизненная необходимость. Это была настоящая навязчивая идея, сопровождаемая неврозом, депрессией, ненавистью ко всему миру и к себе. Мысли о самоубийстве приходили все чаще с каждым днем – это было каким-то мазохистским наслаждением, я их смаковала во всех подробностях. Василису ненавидела от всей души: за ее нескончаемые подколы, за то, что привезла меня сюда и теперь издевается. Но сказать ей что-то плохое у меня не повернулся бы язык. В глубине души я понимала, что она старается ради меня, терпит мое поганое настроение и непрекращающееся ворчание.
Наряду с этим неврозом, проблемы возникли и с телом. Жутко ныли все кости и мышцы, голова кружилась, в глазах иногда мутнело.
- Василиса, мне что-то совсем фигово, башка кружится, все болит, - пожаловалась я старшей подруге. Тогда я впервые осознала, что у меня действительно зависимость. Причем мудрая Василиса даже ни разу не задевала в разговоре тему алкоголизма – она прекрасно знала, что это бесполезно и даже вызовет упрямое сопротивление. Поэтому лишь аккуратно подтолкнула, дала мне возможность дойти до всего самой.
- Это нормально. Вот знаешь, когда кровь переливают человеку, то же самое происходит. Ты просто обновляешься, это пройдет, - успокоила она.
Одной ночью я проснулась с неприятным ощущением, просто было как-то нехорошо, даже страшно без всякой причины. Стала озираться по сторонам – все вроде в порядке. Вот Василиса спит на своей кровати, вот Бьёрн свернулся калачиком на полу. Ночь тихая и спокойная, только сельские собаки брешут за окном. Я хотела приподняться, но ничего не получилось - неведомая сила потянула меня вниз, ниже пола и ниже фундамента школы, куда-то совсем глубоко. Я пыталась цепляться за железную раму кровати, за пол, за одеяло, но меня влекло вниз неотвратимо.
Я проснулась в панике. Это был сон, слава Богу. Меня трясло. Я огляделась по сторонам– все вроде в порядке. Вот Василиса спит на своей кровати, вот Бьёрн свернулся калачиком на полу. Ночь тихая и спокойная, только сельские собаки брешут за окном. Я хотела приподняться, и тут неведомая сила потянула меня вниз, ниже пола и ниже фундамента школы, куда-то совсем глубоко. Я пыталась цепляться за железную раму кровати, за пол, за одеяло, но меня влекло вниз неотвратимо…
В общем, это повторялось раз пять. Я уже не могла понять, где сон, а где реальность. Это было по-настоящему жутко, я не знала, удастся ли выбраться из этого ужасного круга. И вот я в очередной раз проснулась и заметила, что на этот раз Бьёрн ведет себя беспокойно, поскуливает.
- Бьёрн, что случилось, ну спи давай, сон чтоли приснился? – пыталась я успокоить пса, все еще пребывая в панике.
- Это тебе сон плохой приснился, - ответил мне Бьёрн спокойным тоном, будто дружеская болтовня с ним – обычное дело.
- Как же ты разговариваешь, ты же собака? – спросила я в изумлении, испугавшись еще больше.
- Нет, это ты собака, а я человек, - невозмутимо ответил пес.
А потом я открыла глаза – вокруг темно. На этот раз я проснулась по-настоящему. Решила сбегать на перекур, чтобы успокоиться. Едва мне стоило покинуть постель, как Бьёрн, поскуливая, принялся меня укладывать обратно: он тянул меня за футболку, вставал на задние лапы и передними буквально запихивал обратно в постель. Как я не старалась пересилить или уговорить его – пёс был непреклонен, даже начинал рычать. Я обиделась на Бьёрна, но пришлось подчиниться – он все-таки сильнее и, похоже, не собирался сдаваться. А будить Василису совсем не хотелось. Такое поведение собаки вообще не укладывалось в голове.
- Вась, а че мне Бьёрн ночью из комнаты не давал выйти? – спросила я на следующий день.
- Ну как же. Он ведь у меня правильный пес, а дети ночью должны спать, по его представлениям. А тебя же он как ребенка воспринимает, вот и стал укладывать, - усмехнулась Василиса.
Василиса заставила меня бегать по утрам, обзывая слабачкой и козявкой. Бегать я всегда ненавидела, а тут и вовсе чуть не сдохла: бронхиальный кашель одолевал после первого же круга, какая-то гадкая коричневая мокрота лилась из глотки.
Мне неоднократно хотелось сбежать, чтобы разом прекратить эти мучения. И я могла бы поступить так с кем угодно, но только не с Василисой. Она была единственным человеком на всём свете, который понял меня и принял такой, как есть. А все ее дружеские издевки – лишь внешние атрибуты. Я не могла обмануть ее доверие, жить тогда стало бы невыносимо, даже хуже, чем с этой ломкой.

Продолжение в комментах
Показать полностью

Отличники тоже плачут - 20

Начало лета ознаменовалось областным фестивалем живой музыки. Он проходил на берегу озера, вдали от цивилизации. Конечно, такое событие нельзя пропускать, и я, не раздумывая, отправилась туда с какими-то знакомыми неформалами, выпросив у папы брезентовую палатку. Он долго не хотел ее давать, берёг для своих вылазок в лес, но все же согласился.
В первый день мы вроде даже пытались что-то приготовить покушать. Но быстро забросили это занятие, так и не доведя суп из тушенки, макарон и какого-то лопуха (его кинул кто-то ради прикола) до готовности –мы торопились «прийти в форму» (накидаться побыстрее), и было уже не до супа. А потом об котелок и вовсе кто-то споткнулся, опрокинув наше варево.
Дальше мои воспоминания обрывочны - будто разрозненные, внезапные вспышки, мне даже вряд ли удастся связать их в единую картину. Это была неделя полной невменяемости, я еще ни разу не уходила в настолько безумный отрыв.
Вот представьте: ночь, всюду костры, огромный палаточный городок в лесу, несколько сцен, тысячи людей. А я уже не понимаю, где нахожусь, резко осознав один ясный факт: я иду по сырой земле, ночью, в одних носках. Где ботинки – неизвестно. Что я здесь делаю, куда шла, где моя палатка и хоть кто-нибудь из знакомых? Замерзнув, я просто на автомате подсаживаюсь к какому-то костерку. Там мне, разумеется, наливают и еще чем-то подкармливают (имею ввиду колеса).
Потом я мечусь по чьей-то палатке (как я там оказалась?) с дикими криками «эти линии электропередач повсюду! Везде провода! Прогоните гигантскую стрекозу!»
Еще вспышка памяти: я иду с кем-то по лесу в темноте, тут из кустов выбегают деревенские ребята и начинают нас прессовать. А потом какой-то парень в тельняшке и с топором, появившийся из неоткуда, их разгоняет, страшно матерясь при этом.
Еще один случайный эпизод. Я ищу, где бы поспать, и мы в составе семнадцати человек (специально посчитали) набиваемся в чью-то двухместную палатку в несколько слоев, настоящая куча-мала. Кто-то еще умудряется курить и даже пить при этом, а несколько нижних человек блюют прям на себя.
Помню, как стою на какой-то полянке и в панике стряхиваю с себя несуществующих тараканов.
Все-таки это безумство наконец прекратилось: лагерь стал потихоньку сворачиваться, люди разъезжались, алкоголь и наркотики у всех закончились. Фестиваль не обошелся без жертв: кто-то утонул в озере, кого-то зарезали, кто-то передознулся. К счастью, моих близких знакомых среди этих несчастных не оказалось.
Я, обутая в разные по цвету и размеру кеды, отправилась на поиски папиной палатки и нашла ее в плачевном состоянии: она была втоптана в грязь, разрезана сзади (кто-то таким образом своровал консервы). Кое-как отряхнув брезентуху, я запихала ее в пакет и с кем-то из знакомых отправилась обратно в город.
Из-за палатки папа очень расстроился, но мама уговорила не ругать меня, пообещав все зашить и постирать. А я отправилась отсыпаться, даже не приняв душ.
Пару дней я точно проспала, потом еще несколько дней отлеживалась, лишь изредка выходя «в свет». Вскоре жизнь вернулась в привычное русло, и я продолжила гулять и пить. А через пару недель начала серьезно волноваться.
У меня уже давно должны были начаться месячные. А их все нет.
Это что, я на фестивале могла залететь? Это не укладывалось в голове, от одной мысли начинало трясти и тошнить. Что мне делать, если я беременна? Аборт или рожать тогда? А куда ребенка, ну какая из меня мать?! Я тщетно пыталась восстановить в памяти события той недели, но пробелов было гораздо больше, чем скудных воспоминаний.
Надо было что-то предпринять, что-то придумать. И я не нашла другого выхода, кроме как рассказать маме о своих подозрениях.
- Мам, ну это, у меня после фестиваля месячных все нет и нет, а давно уже должны были начаться. Че делать-то? – запинаясь, говорила я. Мне было стыдно и страшно, но мама оставалась единственной надеждой на решение. Рассказать такое еще кому-то язык вообще не поворачивался, я не хотела так позориться. А мама-то все стерпит.
- Ну что, пошли к врачу, - обреченно и грустно ответила она, - а ты от кого могла забеременеть-то?
- Мам, я не знаю. Я вообще ничего не помню с той поездки, - выдала я очередное откровение.
Ни о каких тестах мы тогда и слыхом не слыхивали, и единственным методом узнать правду был поход к гинекологу. Грубая пожилая женщина, выслушав причину визита с брезгливым и надменным видом, приступила к осмотру. А вскоре ее презрительность и вовсе сменилась гневом.
- Да ты издеваешься, чтоли, будто у меня других дел нету! Вон там очередь сидит, а ты тут, идиотка, время мое отнимаешь! – грозно заворчала она, всплеснув руками.
- А что там у меня? – не поняла я.
- Какая тебе беременность, идиотка, ты ж девочка еще. Че, не помнишь, трахалась или нет? Ну молодежь, вообще поколение идиотов растет, - отчитывала меня гинекологша.
- Угу, - виновато ответила я, ликуя в душе. Мое счастье не описать словами. Наверное, то же испытывает смертник, идущий на эшафот, когда в последний момент узнает о своем помиловании.
- А почему у меня задержка тогда? – решила я уточнить на всякий случай.
- Ну мало ли из-за чего. Может, простудилась. Да и вообще в твоем возрасте это нормально, - неохотно объяснила врачиха и выставила меня за дверь.
- Доченька, ну что сказали? – спросила мама, еле сдерживая нетерпение.
- Да все хорошо, я еще девочка! – радостно сообщила я, а вся очередь непонимающе уставилась в нашу сторону.
- Ну ты и дурёха, - облегченно вздохнула мама, - не пугай так больше. Да и вообще следи за собой.
Камень свалился с души, и я вернулась к своей беззаботной жизни. Вскоре, когда я вернулась с очередной гулянки отсыпаться, ко мне пожаловала Василиса. Она разбудила меня в моей же постели, дала время немного прийти в себя, умыться.
- Слушай, мне тут твоя помощь нужна, - бодро начала она. В голове моей звенело от ее высокого голоса.
- Конечно, помогу, а что нужно? – не поняла я. Ну что я вообще могу для нее сделать, кроме как собаку выгулять? Но не станет же она приходить только ради этого.
- Я в детский лагерь еду, буду спортивным инструктором и воспитателем, на месяц. Поехали со мной, там помогать будешь за детишками присматривать. Мне одной не справиться.
Ехать в лагерь совсем не хотелось: ну с кем я там буду бухать, гулять? Только и придется выслушивать ее ворчание насчет моего курения. Но мудрая Василиса знала, на что надавить. Я не могла отказать ей в помощи, искренне веря, что она действительно ей нужна. Подростки все принимают за чистую монету. И я чувствовала себя невероятно важной, что смогу пригодиться САМОЙ Василисе, которая была для меня средоточием вселенской мудрости.
Вскоре мы были на месте. И если б не та поездка, мудрость и неравнодушие Василисы – не знаю, чтобы со мной сейчас было, во что бы я могла превратиться.
Показать полностью

Про отличников

Обращаюсь к лиге детективов и просто любопытных. Я поражена вашими сыскными талантами и феноменальной памятью на давно забытые посты, вам даже удалось найти мой заброшенный аккаунт (где, кстати, писала еще и моя подружка с универа).
Даже появлялись какие-то фотки блондинки, и кто-то пытался выдать их за мой портрет. Но это еще ладно, я сразу просекла провокацию, будто щас обижусь и выложу настоящие фото в доказательство. Этого не будет.
Напомню, я изначально была категорически против раскрытия моей личности. Мне такая известность не нужна. Так что поимейте хоть каплю уважения к незнакомому вам человеку и его личной жизни, хватит уже этих расследований и гордых козыряний в комментах своими находками. Это банальное неуважение и попытка привлечь к себе внимание на фоне популярных постов.
А то щас последний пост не напишу, и не узнаете, кто там умрет))))

Отличники тоже плачут -19

Буду банальной, но скажу: демон-алкоголь – это действительно страшно. Я вроде уже и к родителям подобрела, и они от меня отстали, и учебу подтянула – не за что больше биться, незачем убегать и воевать. Но механизм уже был запущен, и меня несло, словно бумажный кораблик по грязному ручейку.
- Доченька, ну ты опять пила вчера, ну зачем тебе это? – уговаривала мама.
- Да отстань ты, я же не часто, вообще не пью почти, - разозлилась я. Такие разговоры, почему-то, всегда бесили больше всего. Как я поняла позже, агрессия возникала из-за моего упорного нежелания признавать очевидное. Это главная беда всех алкоголиков – отрицание проблемы.
Мое загульное дикое лето насторожило родителей еще сильнее. У нас тогда как раз начался затяжной конфликт с папой: он уже не мог спокойно смотреть на мои гулянки и вернулись его вспышки гнева. Мы много ссорились, я была язвительна и дерзка, он - довольно груб и жесток, иногда поколачивал. Прекрасный повод для меня не появляться дома (признаться, мне уже просто без алкоголя было не по себе, поэтому я иногда специально провоцировала скандалы, чтобы сбежать. Но тогда, конечно, не осознавала этого).
И когда я третьи сутки отсыпалась после приключений под молочищем, меня легонько толкнули в плечо.
- Доченька, вставай, к тебе пришли, - будила меня мама после моих похождений. Я еле разлепила глаза.
- Это Лидия Николаевна, - объяснила мама растерянно, - она немного с тобой поговорит.
Я с трудом приподнялась в постели, свесив ноги со своего «верхнего этажа» (мы все еще спали с братом на двухъярусной кровати).
Лидия Николаевна оказалась психологиней, и мама давно ждала случая застать меня дома врасплох, пока я снова никуда не убежала.
Психологиня долго мне что-то впаривала, но мой загаженный мозг не смог воспринять всего и тем более запомнить. Мы с ней даже о чем-то спорили вроде. Было еще несколько безрезультатных встреч с этой знахаркой душ человеческих, на которые мама слёзно умоляла меня ходить. И мы шли всей семьей (уговорить папу оказалось еще сложнее, но мама всегда была настойчива и могла канючить часами) – налаживать родственные отношения и мою планомерно просираемую жизнь.
Кажется, психологиня учила папу принимать и любить меня такой, как есть, и стараться меня не бить сгоряча. Меня все уговаривала сказать «папа, я тебя люблю», но произнести эти ужасные слова язык у меня так и не повернулся. Мне тогда и подумать об этом было противно, настолько я ненавидела «психа-отца», размахивающего чуть что кулаками, и мы с ним лишь ненавистно зыркали друг на друга.
Сама же психологиня вечно поглядывала на часы, будто с нетерпением ждала окончания сеанса, что не прибавляло моего к ней доверия. Помирить нас с папой ей так и не удалось.
Весь десятый класс пролетел в пьяном угаре, даже и вспомнить особо нечего. Какие-то нескончаемые поездки автостопом, вписки-сейшены-тусовки-ночевки-пьяный петтинг с кем не попадя (со временем Шнырь как-то от меня отдалился, и мы расстались даже без всяких объяснений).
Надо сказать, к парням мое созревающее тело влекло безумно, особенно по синьке. Но какой-то внутренний тормоз (вернее страх, внушенный заботливой мамой, который мне потом еще доставит хлопот) у меня был невероятно прочен. Даже в абсолютной невменяемости я не позволяла себе идти до конца в этом деле – как будто условный рефлекс какой.
И мне повезло, что это была ниферская тусовка: неформалы гораздо галантнее и скромнее в этом отношении, чем те же гопы, а мне было с чем сравнивать (та же гоп-компания на трубах, с которой я кантовалась в двенадцать- тринадцать лет, где пацаны вечно лапали девчонок). Эти парни, напротив - никогда не наглели, обычно наоборот - нетрезвые девочки соблазняли нерешительных гривотрясов. Никаких изнасилований и прочей ерунды вообще не наблюдалось, мне подобные случаи неизвестны (кроме слухов о Мотильде и плойке, в которые я не особо верила. Скорее всего, она сама же это и выдумала для устрашения). И можно было даже смело уснуть мертвецки пьяной, находясь в окружении поддатых ребят, с полной уверенностью, что тебя никто не тронет. Да, это был неоспоримый плюс той тусовки.
Алкоголь, конечно – зло. Но есть вещи, которые разрушают человека быстрее алкоголя и наркотиков. Это смесь из чувства вины (а оно у меня подсознательно присутствовало, ведь я понимала, как страдают родители), озлобленности и ненависти к себе.
Да, именно ненависти. Как я не старалась самоутвердиться, уверенность так и не пришла ко мне. Лишь с некоторыми людьми мне было комфортно, естественно и легко, с остальными же я казалась себе совершенно никчемным человеком, неинтересным и вообще никому не нужным. С теми же, кто мне сильно нравился или вызывал уважение, было сложно связать и пары слов.
Зато алкоголь делал меня веселой и остроумной, ставил центром внимания. Я и сама не заметила, как стала просыпаться каждый день с единственной мыслью: «надо семнадцать рублей на Трою».
Родители, видя деградацию дочурки, отчаянно бились со мной за мою судьбу всеми правдами-неправдами, но все было тщетно. Мы опять скандалили, я убегала, возвращалась или меня находили и все по новой.
Был лишь один человек, способный хоть как-то достучаться до меня - Василиса. На игры я перестала ездить (была лишь пару раз, да и то ради попоек), но мы все еще поддерживали связь, иногда встречались (наверняка, мама просила ее повлиять на меня). Я ее очень уважала, но эти встречи не были для меня такими уж приятными.
У нее такая манера общения – всех троллить и вечно стебаться. Вот меня она троллила от всей души, иногда я даже всерьез обижалась. А еще всем говорила, что я ее сестра (что очень льстило). При Василисе я даже стеснялась курить – сама она давно бросила, и постоянно надо мной насмехалась из-за этого, называя «пепельницей» (как любой бывший курильщик, не умеющий спокойно реагировать на курящих людей).
Впрочем, отказать ей выгулять собаку или составить компанию за бутылкой пива я не могла, происходило это не сильно часто. А мудрая Василиса, будучи когда-то тоже трудным подростком, как-то сумела втереться мне в доверие. Несмотря на ее вечные подколы, на тот момент она стала для меня каким-то гуру, вроде дона Хуана для Кастанеды.
Мы могли философствовать о жизни, обсуждать половые вопросы, проблемы с родителями, с ровесниками и прочие важные вещи. Казалось, она знает все на свете, и мне никогда не стать такой умудрённой.
Помню, она гениально помогла решить «крупную неприятность» (для меня тогда ситуация виделась очень серьезной, и я переживала).
Один гопёнок из школы (а там я посещала аж по несколько уроков в неделю), младше на пару лет, занял у меня пятьдесят рублей. Вскоре я поняла, что отдавать он не собирается: начал постоянно оттягивать возврат со словами «дома забыл», а потом и вовсе обарзел, сказав, что не отдаст (видимо, не считая нужным возвращать долг неформалке).
Сумма небольшая (но для школьника совсем не лишняя), да и не жалко особо. Но спускать на тормозах, быть терпилой - нельзя, так и не заметишь, как чморить начнут. Тем более что он корешился со старшими авторитетами, будто некий «сын полка». Ну знаете, бывают такие малолетки-прилипалы в компаниях, которые всех веселят своей дерзостью.
Я размышляла, что предпринять – уговоры были бессмысленны, и мудрая Василиса, как всегда, все придумала. Ее план мне совсем не понравился и я начала спорить, но она убедила сделать именно так.
Когда я встретила гопёнка в курилке и, добро приобняв за плечо, будто хорошего знакомого (этот картинный жест посоветовала Василиса для пущего эффекта) попросила отойти в сторонку, он уже заподозрил неладное и был сбит с толку такой фамильярностью с моей стороны (а мы не были приятелями). Теперь оставалось самым зловещим голосом выдать подсказанную Василисой волшебную фразу.

продолжение в комментах
Показать полностью

Отличники тоже плачут - 18

Это было начало лета – пора выпускных. Уже скоро мне надо было идти на торжество в художку, в сшитом мамой красивом платье.
В тот момент у меня была новая подружка по имени Панда (просто зимой у нее был черно-белый искусственный полушубок с ушками на капюшоне)– немного истеричная неформалка из неблагополучной семьи, моя ровесница. Эльза мне тогда уже поднадоела, а с Пандой было весело.
В один из дней мы договорились погулять с ней, а она пришла не одна. Вы можете представить себе симпатичного панка? Так вот, Шнырь был действительно симпатичным. Искрящиеся, огромные голубые глаза, светлые волосы, поставленные в ирокез. Мой ровесник. И он был отпиленным на всю голову, я уже не раз слышала о нем истории, что, конечно же, привлекало не меньше его крутой косухи.
Он принес спирт «Троя», и мы его весело распили на троих, разбавив в найденной на улице полторашке водой из колонки, занюхивая при этом волосами вместо закусона. Уже через полчаса мы с ним не могли отлипнуть друг от друга, так и целовались под негодующим взглядом Панды, которая (как я узнала позже) имела на Шныря виды.
К вечеру Панда побрела домой, а мне совсем не хотелось возвращаться. Тут Шнырь и предложил мне заночевать у его друга. Я согласилась и предупредила пьяным голосом по телефону-автомату маму, что меня не будет сегодня.
- Ладно, береги себя только. А ты на одну ночь или на несколько? Выпускной-то хоть не пропустишь? – заволновалась она, привыкшая к моим затяжным гулянкам.
- Да я приду, не переживай, - пообещала я. Как же я ошибалась!
Друг Шныря Дима жил в панельной многоэтажке. Его двушка представляла из себя жалкое зрелище: обоев нет, на полу – грязные матрацы и минимум какой-то старой, развалившейся мебели. Как я узнала позже, отец Димы был горьким пьяницей и дома бывал редко, матери и вовсе не было. Сам же Дима показался мне очень спокойным и доброжелательным парнем. Он нигде особо не тусовался, только пил много, иногда даже в одинокого.
Гостить у Димы было весело: мы пили, Шнырь неумело, но очень задорно играл на расстроенной гитаре и фальшиво пел песни «Сектора Газа».
Когда все разлеглись по матрацам, у нас, со Шнырём, разумеется, случился петтинг. Он пытался пойти дальше, но у меня всегда был какой-то внутренний тормоз на это дело. Возможно, из-за того, что мама на «откровенном разговоре об этом» всегда говорила: «В этом нет ничего хорошего, для женщины это вообще неприятно, противно и больно. Только мужикам это и нравится».
Так что я его остановила, а он оказался галантным кавалером (возможно, из-за юного возраста и неопытности) и не пытался настаивать.
Проснулись мы поздно. И тут у Шныря возникла гениальная идея: «А поехали автостопом в город N, у меня там друзья есть». Это был небольшой городок в тысяче километров от нас.
Предложение было невероятно заманчивым, я давно уже хотела испробовать этот вид развлечений – поездка стопом, только подходящей возможности никак не подворачивалось.
- Шнырь, а давай после моего выпускного? Меньше недели осталось, - уговаривала я.
Но ему почему-то приспичило ехать именно сейчас – он вообще был спонтанным парнем.
- У меня тут печатка золотая есть, нашел на улице, - хвастался он, показывая золотой с виду перстень, - ща ее замотаем и сразу двинем. Димон, ты с нами?
- Не, неохота, - отказался спокойный и рассудительный Дима.
Мне же решать надо было быстро, такой шанс упускать нельзя. Слишком уж хотелось приключений, тем более с этим прекрасным и удивительным Шнырём (влюбленность появилась довольно быстро, настолько он был обаятельным или алкоголь мне его таким показывал - точно не скажу)! «А выпускной… Ну чего ей еще надо, я же и так аттестат с пятерками принесла», - оправдывала себя я.
- Ну че, едешь? - Нетерпеливо спрашивал меня этот сумасшедший.
- Я в теме, - решение далось мне после недолгой внутренней борьбы довольно легко, к тому же я нашла себе оправдание в виде хорошего аттестата.
На вокзале мы пытались продать «золотую печатку», там было много ларьков – скупщиков золота. Краснолицый мужик в джинсовой жилетке, хозяин ларька, лишь посмеялся над нами.
- Ну че, сколько дадите? – глаза Шныря жадно горели.
- Ну, - протянул он многозначительно, осматривая перстень, - дам пятьдесят копеек. Нет, даже рубль, - он громко расхохотался, - да не золото это, вот вы придурки малолетние.
Шнырь обиженно забрал у скупщика «свое сокровище», надеясь продать его в другом ларьке. Но и там нас ждала та же участь.
- Да и похуй, - махнул рукой панк, - и без бабок доедем.
Он так уверенно это сказал, что у меня отпали все сомнения. Я готова была ехать с ним хоть на край света.
- Мам, - говорила я в трубку уличного телефона, - я уезжаю ненадолго в другой город, буду отзваниваться иногда.
- Что? Но как же выпускной, куда ты собралась, - запаниковала мама, - ты с кем, давай домой, доченька, ну одумайся!
- Мам, мы же договаривались, что ты меня не держишь, не кричи! Я еду с другом, буду отзваниваться, давай, пока, - бросила трубку я, не дожидаясь дальнейших расспросов.
Первую часть пути (километров пятьсот) мы проделали на электричках с пересадками, бегая от контролеров по вагонам – к этому мне было уже не привыкать, такое я делала по дороге на ролевые игры.
Один раз пришлось переночевать на пустующем вокзале провинциального городка, устроившись в обнимку на жестких сиденьях. Живот урчал от голода, но еды нам не удалось раздобыть. Была только вода из колонки.
Уже к концу второго дня пути мы оказались в городе-миллионнике, столице одного из регионов страны. Ночью мы решили не выходить на трассу и дождаться утра.
Жрать уже хотелось невыносимо, желудок болел от никотина, который мы поглощали в огромных количествах, стреляя сигареты у прохожих или подбирая бычки.
Аскать деньги Шнырь не любил и нашел другой выход из ситуации: недалеко от вокзала был киоск с быстрым питанием, а на столике возле него аппетитно лежали остатки чьего-то обеда. Абсолютно не обламываясь брезгливых взглядов зевак, Шнырь спокойно взял эту бумажную тарелочку и мы набросились на еду, жадно глотая кусочки пиццы и пирожков – этого было мало, но лучше, чем ничего. За нашей скромной трапезой наблюдал какой-то бомж. Даже он брезгливо отвернулся, проворчав «едите, как воробьи».
Надо было искать место для ночлега. Шнырь почему-то решил, что на вокзале лучше не оставаться: там было много мусоров, и нас могли задержать до выяснения личности. Малолетние оборванцы вообще могли привлечь к себе нежелательное внимание.

Продолжение в комментах
Показать полностью

Отличники тоже плачут - 17

Кто эти люди? Первое, что пришло мне в голову – у Бэлы какие-то проблемы, возможно на работе крупно накосячила, и хозяева того магазинчика решили с ней разобраться, а я теперь попаду под раздачу. А может, это бандиты- соседи (а в том прогнившем доме жили только сомнительные личности)?
Пока я стояла, разинув рот, ребята уверенно прошли в квартиру и сразу начали по ней шерстить, заглядывая во все углы, я лишь наблюдала, остолбенев от страха. Казалось, они вообще не замечают меня, хозяйничают, как у себя дома. Обнаружив бутылку водки, они усмехнулись и со словами «опа, а это у нас что» вылили содержимое в унитаз. Водку было жалко, но больше страшно. Наконец дар речи ко мне вернулся.
- А вы кто? – неуверенно спросила я, набравшись смелости.
- А ты почему открываешь, не спросив? – усмехнулся один из них, продолжая осмотр квартиры, - а вдруг бандиты?
- Милиция, лейтенант Климов, - резко сказал второй, предъявляя корочки.
Видимо, этот спектакль со зловещим молчаливым обыском был призван напугать меня, что им прекрасно удалось. Ну и найти что-нибудь запретное, возможно, наркотики. Но ничего криминальнее водки в квартире не было.
- Ну что, красавица, собирайся, поехали, - и они уселись на потрепанный диванчик подождать, пока я оденусь.
Мы побрели на троллейбусную остановку (видимо, служебного транспорта им не выдали), а я все еще не отошла от испуга. Как хорошо, что это оказались не бандиты (хотя внешне очень похожи).
Сами-то они ездили по удостоверениям, бесплатно. Но чтобы оплатить мой проезд, у ребят денег не нашлось. Они пошарили по карманам и лишь нагребли совсем немного мелочи. Поэтому было принято решение заковать меня в наручники, будто они на серьезном задании и перевозят преступницу – а преступников, разумеется, можно перевозить бесплатно.
Так мы и ехали. Вокруг нас быстро образовалось пустое пространство – даже в переполненном троллейбусе никто не хотел стоять рядом с нами, уставшие пассажиры (в основном это были заводчане, возвращающиеся с работы) лишь опасливо поглядывали в нашу сторону, перешептывались. Ну и троица: два бугая и маленькая девочка в наручниках. Меня же переполняла гордость, я чувствовала себя настоящим правонарушителем с трагичной (и, разумеется, романтичной) судьбой и дерзко смотрела на унылых пассажиров-заводчан.
В своем небольшом, бедно обставленном кабинете, в районном отделении милиции, ребята долго со мной разговаривали. Наверное, больше часа.
- Да ты хоть знаешь, сколько мы таких девочек каждый день находим? –внушал мне устрашающим тоном лейтенант Климов.
У меня даже язык не повернется рассказать все те истории, которые они мне в мельчайших подробностях поведали: про растерзанных детей, найденных в канавах, про незавидную судьбу беспризорников и все в таком духе.
Признаться, их рассказы произвели на меня неизгладимое впечатление – умеют они все-таки на людей воздействовать, особенно на таких неискушенных в этих делах, как я.
- Ты хоть знаешь, что твои родители пережили? Мать всю неделю ревела, – укоризненно говорил милиционер, - вот жила бы с пьянчужками какими-нибудь, издевались бы над тобой. У тебя же родители хорошие, а ты с ними так поступаешь.
- Они вообще-то тоже виноваты, - оправдывалась я, - ну разве можно с человеком так обращаться, я же живой человек, а не вещь. Я не их собственность, зачем они меня столько лет этим танцевальным мучали и пятерками своими? – в глубине души я уже понимала, насколько нелепо звучат мои оправдания на фоне всех тех ужасных историй про неблагополучных детей.
Часа через полтора в кабинет зашли мои родители, а я уже стояла с поникшей головой и виноватыми глазами.
Мама кинулась меня обнимать, отец как-то растерянно и виновато смотрел то на меня, то на милиционеров.
- Нашли, слава Богу! Ребята, как вас отблагодарить? – обратилась мама с заплаканными глазами к сыщикам.
- Да что вы, какие благодарности. Хорошо, что нашлась, - ответил растроганный лейтенант, - девочка-то хорошая, умная (это он специально меня похвалил, чтоб мне захотелось оправдать доверие). Ну занесло ее немного. Не теряйте больше.
Мама не унималась, желая непременно отблагодарить спасителей. В итоге те сдались:
- Ну ладно, можете нам блок Явы Золотой купить, а то у нас сигарет вечно не хватает, - смущенно сказал Климов.
Мы с родителями пошли в магазин вместе, и мама купила им сразу три блока и банку кофе в подарок, достав из кошелька последние деньги (до папиной зарплаты было еще несколько дней, и финансы к тому времени всегда заканчивались).
Тогда ко мне впервые начало приходить раскаяние. Я представила маму, лихорадочно мечущуюся по школьным коридорам, когда она не дождалась меня после окончания уроков. Представила растерянность папы, который не знал, что предпринять. И вообще все их переживания и страхи, подогреваемые воображением, которые они испытали за эту неделю. Мое раскаяние становилось тем больше, чем лучше они со мной обращались. Не было никакого наказания, они стали ласковы и приветливы, как никогда. Даже вспыльчивый папа не стал ругаться, лишь грустно смотрел.
- Мам, а как меня все-таки нашли? – этот вопрос не давал мне покоя.
- Ну начали всех твоих знакомых опрашивать: в школе, в компании никто ничего не знал. Потом мы вспомнили про Вику, раньше вы ведь неразлучны были. Милиционеры-то сразу поняли, что она врет, надавили немного. Вика и рассказала все, - ответила мама, - а Сёма вообще до последнего молчал, не сдал тебя.
Как же так? Скромный, нерешительный Сёма, над которым я часто посмеивалась, оказался настоящим кремнем, и менты не смогли его расколоть?
Позже я созванивалась с Викой.
- Ты уж извини, - оправдывалась она, - они сказали, что у моего отчима проблемы будут (а отчим у нее был полковником милиции). – Конечно, наивная Вика им поверила. Подростков так легко провести.
Больше родители ничего мне не запрещали, только просили отзваниваться, если я ухожу с ночевками, дабы не волноваться. Чтобы хоть как-то их отблагодарить за это, я решила подтянуть учебу (в свободное от тусовок время), но от ирокеза (ставила я его уже редко, да и то на хозяйственное мыло, но виски подбривала регулярно) и дерзкого прикида не отказалась. Родители признали мое право делать со своей внешностью все, что вздумается.
Я даже стала навещать школу, сдавать «хвосты» - всякие рефераты и контрольные. Чтобы подготовиться к итоговому просмотру в художке, рисовала картины по пропущенным темам, иногда по несколько за день. Для экзамена по скульптуре слепила Георгия Победоносца, поражающего копьем змея. Работа нам сильно понравилась, даже отдавать было жалко. Мама написала за меня реферат по истории искусств (я уже не успевала этим заняться) и потом мы вместе штудировали всех этих художников с их великими произведениями, я же на тот момент не смогла бы отличить Моне от Мане.

Продолжение в комментах
Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!