GubastiKudryash

GubastiKudryash

ВК = https://vk.com/pisatel_egor_kulikov AutoeToday = https://author.today/u/egorskybear
Пикабушник
Дата рождения: 06 января 1990
поставил 1551 плюс и 652 минуса
отредактировал 0 постов
проголосовал за 0 редактирований
Награды:
С Днем рождения, Пикабу!5 лет на Пикабуболее 1000 подписчиков
39К рейтинг 3274 подписчика 23 подписки 258 постов 148 в горячем

Ох, ё!

Егор Куликов ©


Потрепанная маршрутка проглатывала очередь, как большая рыба наживку. А люди все не кончались.

Водитель — старый таджик в мятой клетчатой кепке, тыкал пальцем в каждого, кто умудрялся втиснуться. Не отводя глаз и даже не моргая, вытер рукавом потный лоб.

— Проходим дальше по салону. Дальше в салон! — крикнул он, привстав.

Пассажиры кое-как протиснулись и замерли.

Все! полная коробочка.

Водитель собрал за проезд и несколько минут нарочно не отъезжал, надеясь, что в очереди найдется смельчак, который, ну очень спешит и согласен на любые условия.

— Когда поедем? — крикнули из салона.

— Ми по часам едем, — отбрехался водитель.

Чтоб не нервничали, повернул ключ зажигания. Маршрутка поднатужилась. Затряслась до последнего винтика. Двигатель начал жалобно жикать... жи-жи-жи. Есть контакт! Завелась старушка!

В последний раз, оглядев очередь, водитель нажал на кнопку и двери начали закрываться.

И в этот самый момент, чья-то физиономия громко впечаталась в двери.

— Ох, ё! — парень через капюшон потер ушибленное место. — До метро идете?

— Ми, брат, едем до метро... едем, не идем. — Блеснул таджик знанием языка.

Парень лет двадцати в синей толстовке, несколько раз извинился, но все же умудрился на носочках встать на нижнюю ступеньку. Стянул рюкзак, бросил в ноги и, схватившись за два поручня, прижался к впередистоящей тете.

Несколько раз двери пытались закрыться. Получилось с третьей попытки. Да и то не полностью.

А в дороге еще и дождь пошел. Ливень. Пришлось парню жаться к тете так, как к собственной матери никогда не жался. И все равно половина спины мокрая оказалась.

Холодно стало. Зябко. В щель сквозил осенний ветер.

А ведь перед выездом посмотрел погоду. «Осадков не ожидается», было написано на мониторе. Ага, не ожидается. А это, по-вашему, что? Не осадки!

Еще и остановки эти проклятые. Приходилось выскакивать на улицу, мокнуть и про себя подгонять выходивших пассажиров.


Люди же, спустившись на ступеньку, так странно оглядывались. Удивлялись дождю, и давай копошиться в сумках, выискивая зонт. Будто бы не могли заранее подготовиться. Как в подводной лодке плыли, без дверей и окон. А тут раз, и дождь. Вот так сюрприз!

На очередной остановке, парень соскочил со ступеньки и угодил прямиком в лужу.

— Ох, ё!

Все! Теперь и в кроссовках хлюпает так, что можно рыбок запускать.

В какой-то момент он просто перестал нервничать и успокоился. Выйти из маршрутки и наблюдать, как пассажиры мнутся на ступеньках — запросто. Все равно уже вымокнуть больше, чем вымок — невозможно!

К метро шел с настроением просветленного Будды под легендарным деревом Бодхи. Люди бежали. Прятались. Обгоняли его, прикрываясь всем, что под руку подвернулось: газета, портфель, пакет. Он же просто шел. И даже не думал обходить лужи.

Чвяк-чвяк кроссовками.

Ему было приятно наблюдать за суетой. И при этом нисколько не участвовать в ней.

Обратная сторона его неторопливости: проявилась в метро. Все-таки на улице не май месяц. Середина осени. Пусть и довольно теплой.

Дрожащими руками зацепил подлую собачку на молнии рюкзака, что так и норовила куснуть за палец. Расстегнул. Сунул руку — сухо. Не подвел продавец, когда сказал, что эта ткань не промокнет, даже если опустить в воду.

Достал телефон. Открыл контакты и привычно пролистал до имени Дрожжина Даша. Ткнул на сообщения и написал короткое:

«Привет. А я к тебе еду».

Палец замер над заветной зеленой стрелочкой. Коснись, и эта строчка мгновенно улетит. Вначале в телефонную компанию. Затем на спутник, на далекой-далекой орбите. Молнией обратно на землю, снова в какую-то АТС и только потом уже к ней.

Почему-то парню стало жаль гонять эти несколько строк на столь большое расстояние. Он сморщился, еще раз прочел и заблокировал телефон.


«Нет! — подумалось ему. — Пусть лучше будет сюрпризом. Как в детстве. Вот так раз! Нежданно-негаданно, как, как... как сегодняшний ливень. Ага, точно. Именно, как ливень с прогнозом „Осадков не ожидается“. Приеду. Поднимусь на третий этаж. А в подъезде обязательно темно должно быть. Надеюсь, будет темно. Нажму на звонок. Она откроет дверь и как завопит Максим! Стоп! Вряд ли она так просто откроет. В глазок сначала посмотрит. Блин! Этого я не учел. А если посмотрит, значит и увидит. И какой тогда сюрприз? Стою я такой там, мокрый весь. Еще и линза эта изуродует меня. Надо придумать. Может почтальон или продавец пылесосов? Нет, им она точно не откроет. Из-за двери пошлет и имени не спросит...»

Эти мысли так увлекли Максима, что он проехал свою станцию. Очнулся, вскочил. Дернулся к выходу и второй раз за вечер впечатался в стеклянные двери.

— Ох, ё!

Правда, в этот раз не было старого таджика, который бы их открыл.

Пришлось жалобно смотреть на удаляющийся перрон и ехать дальше. На обратный путь попался новый поезд. Блестит весь. Внутри кондиционеры такой мороз нагнали, будто в холодильнике сидишь.

Мокрая одежда неприятно липла. Мелкая дрожь передалась от рук ко всему телу. И так колотить начало, что пришлось рот отрыть. Чтобы зубы не раскрошились.

«Станция Комсомольская» — четко донеслось из динамиков.

Максим вышел слегка пританцовывая. Не от праздничного настроения. И даже не потому, что недавно получил просветление. Озноб как электрический разряд бегал с головы до пят и обратно. Иногда и вовсе, зарождался в желудке и заставлял молодое тело дрыгаться.

«Как бы за наркомана не приняли» — подумал Максим, проходя мимо товарища полицейского, который пристально следил за каждым пассажиром. Но за Максимом почему-то особенно.


— Старшлетинурлачев, — в одно слово сказал полицейский, козырнул и уже разборчивее продолжил, — Предъявите ваши документы.

«На каком основании!? — хотелось сказать Максиму. — Вы не имеете права...» и все в таком духе. Все же в юридическом учится, законы знает. Но потом подумал, что сейчас этот товарищ в погонах позовет подмогу. Его задержат до выяснения личности. А в КПЗ или по-простому в обезьяннике, точно будет не теплее, чем здесь.

Максим сунул руку в рюкзак, вынул паспорт.

Полицейский, ловким движением пальцев, как шулер с колодой карт, перевернул страницу, посмотрел регистрацию. Вернулся на первую.

— Снимите капюшон, пожалуйста.

Максим снял.

Наметанный глаз стража порядка, перепрыгнул с паспорта на лицо Максима с синими, дрожащими губами.

— Рюкзак покажите, пожалуйста, Печорин Максим Максимыч, — сказал полицейский и прыснул смешком.

Максим раскрыл рюкзак и сунул под нос.

Полицейский слегка пренебрежительно заглянул внутрь. Отцепил палку от пояса и опустил в рюкзака. Донесся металлический звон.

— Что там у вас?

Очередная волна дрожи пробежала по телу Максима. Только в этот раз не от холода. От страха. Он понятия не имел, что могло так звонко щелкнуть.

Осторожно, как в пасть ко льву, погрузил руку до локтя. И вдруг улыбнулся.

— Чай! — сказал он и вытащил блестящий термос.

— Куда направляетесь? — вскользь сказал Старшлетинурлачев, продолжая копаться в рюкзаке

— Александров.

— Счастливого пути.

Полицейский вернул паспорт.

Термос был открыт еще на эскалаторе. И горячий чай тут же ворвался в изнывающее от холода нутро. Даже слишком быстро ворвался.

«Губу обжег!» — подумал Максим и потрогал языком обожженное место. Он обнял теплую крышку и совсем не хотел выпускать ее из рук.

В двери электрички Максим, на удивление, не впечатался. Успел. Полупустой вагон встретил радушно. Нашлось укромное местечко. Приткнулся на жестком деревянном сидении и с наслаждением обнаружил под ногами теплый воздух.

Ну, в таких условиях можно хоть до Владивостока ехать. Тепло. Сладкий чай. Все просто замечательно.

Голос из динамиков что-то прохрипел, прокашлял, прочавкал и электричка задрожала. Затряслась и дернулась.


От вокзала отъезжали медленно. В окно заглядывали высотки и неторопливо провожали взглядом. Светофоры акварельными пятнами растекались по мокрому стеклу.

Электричка набирала ход. Гудела. Вот уже первые деревеньки показались. Скособоченные заборы на пустых огородах. Домики с горящими окнами. Колеса отстукивали дробный ритм. И Максим, прислонившись к окну, вновь поддался теплым мыслям, что грели не хуже печки под сиденьем.

Вспомнилось детство. Спокойная деревня с кривыми улочками. Собачий лай из дворов. Запахи потных коровьих тел. Теплое молоко. Горячий хлеб.

И первое путешествие в соседнюю деревню к бабушке. Сколько ему тогда было? Лет пять-шесть, не больше.

Отпустили его погулять перед двором. В песке поковыряться, замки построить. В итоге взбрело что-то в детскую голову, и сорвался он к бабушке за пятнадцать километров. Так еще и не пешком. На велосипеде трехколесном отправился.

Мало что осталось в памяти из того путешествия. Только образы да скомканные картинки.

Поросшая травой дорожка, петляющая по холмам. Столбы. Провисающие провода. Трава выше головы. Несущийся по соседней дороге автобус. И пыль! Желтая пыль от колес. И, конечно дядя Вася. Загорелый, добрый мужик. Увидел Максимку, пошевелил усами. Что-то спросил. Посмеялся. Посадил его в люльку мотоцикла, и помчались они. А Максим все назад оглядывался, наблюдая за пылью.

Ох, ё! Текст, Рассказ, Длиннопост, Авторский рассказ, Проза, Малая проза, Современная проза

Вот, наверное, и все, что помнилось об этом путешествии.

Но стоило погрузиться в то немногое, что оставила память, то тут же обволакивало теплом. Уютом. И даже какой-то далекой, но очень личной нежностью. Чувства, вот что больше всего запомнилось. Именно чувства.

Став старше, он уже сам мог с легкостью преодолевать эти пятнадцать километров. И ведь ходил. Ходил и даже не задумывался о том, что это не один, не два... это, на секундочку, пятнадцать километров. Но было все равно.

Выйдет утром, к обеду дойдет. Покушает у бабушки зеленого супа из железной тарелки. Попьет вишневого компота и пойдет с Дашей гулять. До самого вечера. До темноты. Шалаш строят или гусей пасут на местном пруду. А то пойдут деньги заколачивать, собирая бутылки и брошенный металл.

Не одно лето он ходил этим маршрутом.

Сдружились они. Именно что сдружились. Любви в том возрасте быть не могло, да, собственно и сейчас Максим не ждал никакой любви. Просто хотел увидеть ее. Как тогда. В детстве. Без предупреждения, вдруг заявиться и сказать: «Привет».

Потом жизнь так крутанула, что потеряли они друг друга.

Пришел Максим, а ее нет.

А где?

А нет.

Дом продан. Живут другие. И все вдруг чужое стало. И места, и вещи, и даже воспоминания показались не настоящими. Вымышленными...

Но жизнь любит крутить по-разному. И никого она не спрашивает. Делает, что ей вздумается.

Нашли они друг друга. Случайно нашли. Списались. Вспомнили былое. Посмеялись и замолчали. И вроде бы сказать хотелось многое. Выговориться. Но как тут выговоришься по смс. Да и видео-звонок это так... Смешная копия настоящего человеческого разговора.

Вот и взбрело в голову. Как тогда, в песочнице. Сорваться, приехать и сказать простое слово: «Привет».


Перроны сменялись один другим. Чем дальше отъезжали от города, тем безлюдней становилось в электричке. Один прогон между станциями вообще пришлось ехать в одиночестве.

Максим посмотрел на смартфон. Еще полчаса.

С каждым намотанным километром становилось не по себе. Он, конечно же, грешил на мокрую одежду. Дескать, простыл, наверное, оттого и паршиво как-то на душе становится. Буквально с каждой минутой все хуже и хуже. А мысли тем временем шли далеко впереди него. И впереди электрички. И даже впереди всего мира.

«А что если не встретит? — с осторожностью думал он, искренне боясь, что окажется правдой. — Вдруг она только написала, что живет одна. Я приду весь такой радостный. Позвоню. Дверь какой-то мужик откроет. Или вообще никто не откроет, потому что она к родственникам поехала. И что мне тогда делать? Обратно я не успею. Где ночевать? Вряд ли там есть гостиницы. А денег-то у меня тоже совсем не для гостиниц. Ох, ё! надо же было купить что-то к чаю. Гостинец какой-то. Вафли там, печенья, конфеты. Чего-то я не подумал об этом. — Максим уцепился и с удовольствием начал раскручивать эти мысли. Будто бы уже стоит перед витриной магазина и делает ужасно сложный выбор: конфеты или печенья. А тревога тем временем никуда не делась. Выскакивала из-за цветных коробок сладостей и набрасывалась. — А если я приеду, поднимусь, позвоню. Она окажется дома. Откроет дверь, посмотрит на меня. Я ей: „Привет“. А она мне: „Ты дурак? Что ты здесь делаешь?“. Ведь и такое может быть. Мы с ней пять лет не виделись. Мало ли могло поменяться. Это я сорвался, весь такой геройский. Преодолел сотни километров. А оно как иногда бывает. Все детство дружишь с человеком, потом разминёшься на пару лет и всё — новые интересы, новые знакомства. Казалось, что вас объединяет столько всего. А при встрече, почему-то долгое и тяжелое молчание. Обсудили две темы и опять тишина. Ох, ё! куда несет-то? Лучше про магазин думать».

Не успел Максим. Ни сладости выбрать. Ни тревожную мысль, докрутить до конца.

Электричка замедлила ход.

На пустом перроне, горел единственный фонарь. И тот над закрытой кассой.

Вышел Максим, огляделся. Пару человек из состава уверенно пошли в одном направлении.

«Значит туда», — подумал он и пошел следом.

Как обычно и бывает, бетонная лестница сделана совершенно не в том месте, где надо людям. Спрыгнул он с перрона и побрел по тропинке среди деревьев, пытаясь не отстать от впереди идущих силуэтов.

Спустя пять минут оказался на остановке. Несколько маршруток тарахтели в ожидании пассажиров. И холод тут как тут! Будто бы за кустом притаился. Выскочил и набросился. Снова потрясывать начало.

— До Первомайки идете? — спросил Максим.

— И до Первомайки, и до Киржачей, — позевывая, ответил водитель.

— Подскажете, где выйти.

— И подскажу.

Полупустая маршрутка отправилась в путь. Максим отслеживал на телефоне передвижение. На водителя особо не рассчитывал. Бывали уже случаи, когда: «Да, подскажу!». А потом смотрит ошалелыми глазами на конечной остановке.

Стрелка на экране смартфона медленно двигалась по карте.

— Приехали! — Сказал водитель.

Максим вышел. Нашел заветный дом.

«Пять этажей, как и писала». — Эта мысль ободрила и придала чуточку тепла.

Домофона нет. Отлично.

Вошел в подъезд.

Мрачно.

Тусклая лампа потрескивает. Пара мотыльков, завороженные светом, стучатся об потолок. Стены то ли зеленые, то ли синие — не разобрать.

Максим начал подниматься по лестнице. Почтовые ящики провели подозрительным взглядом.

И чем ближе становилась заветная дверь, тем сильнее стучало сердце. Он, конечно же, обвинил лестницу в повышенном пульсе. Хотя сам не поверил этой глупой отговорки.

Достал смартфон, посмотрел время — без трех минут десять. Решил дождаться, пока не стукнет ровно и только потом звонить.

«Вот, собственно, и дверь, — подумал Максим, оглядывая черный металл. — Дверь в счастливое детство, — лирически сказал он про себя и тут же, пессимистично закончил. — Или же дверь в разочарование».

Эти три минуты длились неестественно долго. Однако Максим не мог ни о чем думать. Это в поезде было хорошо романтику нагонять. Под стук колес, да под скользящие деревни за окном. А здесь как-то совсем не думается. Разве что две заблудившиеся мысли бьются, как мотыльки.

«Получится или нет?.. Получится или нет?..»

Одним пальцем закрыл глазок, другим нажал на звонок.

Противное треньканье послышалось за дверью.

А после шаги.

Тух-тух-тух...

Щеколда на двери.

Клац!

Замок.

Хрум! Хрум!

— Привет.

— Максим! — завопила Даша.

— Ох, ё! — только и успел произнести Максим, чувствуя крепкие объятия детства.


Конец


Группа в ВК

АвторТудэй

ЯндексДзен

Показать полностью 1

Делом займись

- А почему взрываются вулканы? – спросил Никитка и дернул отца за рукав.

- Под землей есть магма, это как лава, только немного другая, - аккуратно объяснял Борис Иванович, понимая, что сам не особо разбирается в этом вопросе. – Эта лава постоянно бурлит…

- Даже сейчас? – встревал Никитка, с опаской глядя под ноги.

- Даже сейчас. Но она находится так глубоко, что мы этого не замечаем. А вулканы, это как прыщики на теле человека. Иногда надавишь на них, и польется лава.

- Ничего себе прыщики, - удивлялся Никитка, рисуя в воображении вулканы, вершины которых прячутся в облаках.

- Относительно земли это как раз-таки прыщики.

- А почему летом тепло, а зимой холодно? – продолжал наседать Никитка, резво сменив тему.

Делом займись Рассказ, Авторский рассказ, Длиннопост, Отношения

Ему было невдомек, что отец только пришел с работы. У него сейчас сбор урожая идет полным ходом и делов столько, что в голове мозг плавится как магма.

Но Борис Иванович имея крепкую выдержку, присел на крыльцо, похлопал по колену и Никитка, как догадливый пес, тут же уселся.

- Смотри! – отец ткнул пальцем в небо. Благо про движения планет он знал больше, нежели про непонятную лаву и извержения. Не так было страшно, что сын завалит вопросами, ответы на которые он и сам не знает.

Никитка задрал голову и прищурился.

– Там, высоко-высоко есть облака, за облаками космос. И в этом космосе есть солнце. Видишь солнце?

Никитка, не раскрывая глаз, кивнул.

- Помимо Солнца, там есть и другие планеты: Марс, Венера, Меркурий, Сатурн и Земля на которой мы живем. И все они крутятся вокруг Солнца. Ты ведь уже знаешь это?

Никитка кивнул.

- Так как Земля крутится не совсем по ровному кругу и имеет относительный наклон по отношении к Солнцу, то из-за этого и получается что на Земле то тепло, то холодно. То дожди льют, то снег идет. Понятно?

Никитка снова кивну. Но как-то неуверенно. Борис Иванович заметил это, потрепал сына по голове, взъерошив золотистые волосы:

- Если тебе непонятно, то не стесняйся спрашивать. Переспроси столько раз, пока не поймешь. Ты понял?

- Да.

- С временами года понятно?

- Нет.

- Принеси мне ту палку.

Никитка белкой спрыгнул с колена отца, метнулся до забора и, схватив, палку, так же быстро вернулся.

- Это Солнце. – Борис Иванович вывел на земле большой неровный круг. – Это Земля. Она крутится вот так. Чуть-чуть набекрень. Эм… - Борис Иванович огляделся, дотянулся до картошки. – Если Солнце светит вот отсюда, то Земля будет греться то тут, то здесь. Поэтому и получается, что тепло и холодно. Если ты будешь так же крутиться вокруг печки, то и тебе будет то тепло, то совсем жарко. Теперь понятно?

- Понятно.

- Точно?

- Да.

- Тогда объясни мне. – Сказал отец и затер ногой рисунок.

Он всегда заставлял Никитку пересказывать усвоенный материал. Так сразу было видно, понял малец, или всего лишь сказал, что понял.

В этот раз Никитка не обманул. Он и рассказал, и даже расчертил движение планет не земле. Заодно и побегал по окружности вокруг мнимого Солнца.

- Усвоил. – Сухо сказал отец. – А теперь иди, делом займись.


***


- А сколько надо учиться играть в гольф? - спросил Никитка и скинул школьный рюкзак.

- Всю жизнь! – ответил отец, ковыряясь под капотом машины.

- Всю жизнь? – погрустнел Никитка.

Борис Иванович высунул измазанное мазутом лицо.

- Ты чего?

- Я хотел научиться играть в гольф, - понуро сказал Никита. – Но теперь не хочу.

- Ну, может оно и к лучшему, - улыбнулся отец. – В наших краях, только луговые травы и кротовые норы. Это тебе не английский берег с газоном. Иди лучше, полезным чем-то займись.


***


- Купи акварель, я в художку записался. – Гордо заявил Никита.

Борис Иванович посмотрел на него сверху вниз. Помотал головой.

- А больше ты никуда не записался?

- Записался.

- Хм… это уже интересно.

- В музыкалку еще пойду. Трубу хочу! – требовал Никитка.

- Трубу? Зачем? – недоумевал отец.

- Хочу!

- Делом лучше займись, чем в дудку дудеть.

- Но Дима и Илюха ходят в музыкалку. Даже Ленка из соседнего класса и та дудит. Я тоже хочу.

- Чем бездельничать, лучше бы матери помог. Ей одной тяжело на огороде.

- А трубу? – попытался Никитка еще раз.

-Труба будет тебе, если сейчас же что-то полезное не сделаешь.

Никитка надул нижнюю губу и поплёлся к матери на огород. Может хоть там повезет.


***


После смерти жены, немногословный Борис Иванович и вовсе закрылся в себе как в раковине.

Никитке он уделял время. Старался воспитывать его так, как считал правильным.

Выпускной на носу. Скоро надо будет профессию выбирать.

Чтобы не ждать, пока сын разродится, Борис Иванович спросил первым:

- После школы что?

Никита задержал ложку супа на пути ко рту, посмотрел на отца и пожал плечами.

- Значит, пойдешь к нам на ферму.

- Не, на ферму я не хочу…

- Тогда думай быстрее. Это только кажется что впереди вечность. А на самом деле тук-тук и тебе уже тридцатку праздновать пора. Еще тук и до полтоса рукой подать. Так что думай.

- Ага… - сказал Никита, лишь бы отец отстал со своими наставлениями.

После выпускного, когда уже совсем припекло, Никита сам обратился к отцу.

- Пап, а ты как думаешь, куда идти лучше?

Борис Иванович был слегка польщен, что сын проявил инициативу, но эмоции сдержал. Он только погладил лысину и сказал:

- Профессию надо выбирать рабочую. Вечную. Та, что всегда будет требоваться. Вот, к примеру сантехник. Подожди! – прервал он, видя, как сын сморщился. – Это сейчас тебе кажется, что менять трубы и лазать в канализацию фу-фу-фу… но взгляни с другой стороны. Людям всегда будет нужен туалет. А если нужен туалет, значит и сантехник будет нужен. Так что отталкиваться надо от того, что вечно.

- Сантехник? – спросил Никита так, словно лимон проглотил. – Не-е, папа, к сантехнике у меня душа не лежит.

- Помнится мне, ты хотел себе трубу. Пойдешь учиться на сантехника, будут тебе трубы. Самых разных размеров.

- Не-е… туалеты, канализации, коллекторы какие-то. Не мое это.

- Ага, знаю я вас. – Саркастически заметил отец. – Сам таким был. Тебе, наверное, кажется, что ты предназначен для чего-то высшего. Горы свернуть, знаменитым стать, прославиться. Так? Ну?

Никита молчал, словно только что узнали его самую страшную тайну.

- Можешь не отвечать. Знаю, что так.

- Я пап, в художники хочу пойти.

- Чего!? – поперхнулся отец. – Какой к черту художник?

- Обычный художник. Или графика.

- Делом полезным надо заниматься. По-лез-ным. Думаешь, у меня такого не было? Думаешь, я с детства хотел на ферме горбатиться и в двигателях копаться? Нет… тоже думал и в актеры податься, и в художники, и в музыканты. Даже в метеорологи хотел пойти. Уж очень мне нравилось наблюдать за тучами. За небом. За звездами! – Борис Иванович замолчал на несколько минут. Погрузился в думы и долго смотрел в потолок, словно там и были: небо, звезды, тучи. Уголки его глаз опустились. Брови чуть приподнялись и взгляд стал таким мечтательным. Добрым.

- А чего не пошел? – спросил сын.

Борис Иванович вздрогнул. Принял свое привычное выражение лица.

- Потому что делом надо заниматься, а не на небо пялиться. Делом!


***


Никитка повзрослел. Тут уже и отчество к имени прилипло. Стал он теперь Никита Борисович.

Работа художником не задалась. Кое-как отучился. Кое-как сдал диплом. Кое-где рисовал портреты прохожих на мостовых. И стал Никита Борисович самым рядовым художником.

Иногда навещал отца. Старый он уже стал, Борис Иванович. Забросил свои двигатели. Едва по дому передвигается. Теперь, вместо комбайнов, по несколько раз на дню, разбирает и собирает свое инвалидное кресло. Смазывает его, протирает.

Приезжает сын, а Борис Иванович ведет себя так, словно ничего не изменилось. И здоровается так же скупо. Будто бы Никита не с города приехал, а с магазина пришел.

- Папа, привет.

- Здравствуй, - отвечает Борис Иванович, не отнимая взгляда от разобранного кресла.

- Как ты?

- Сам же видишь. А ты чего это?

- Да вот… - замялся Никита. – Приехать решил. Навестить тебя.

- С улицы, что ли прогнали?

- С какой улицы?

- Где ты портреты по сто рублей малюешь.

- Не прогнали! – раздраженно отвечает Никита. – И не по сто рублей.

- Да хоть по тысячи. Один черт, бредовое занятие ты себе выбрал. Женился хоть?

- Нет.

- То-то же… кто ж пойдет за тебя, коли за душой ничего нет. Взял бы себе серьезную профессию, так я бы уже внуков встречал.

- Давай не будем об этом.

- Давай. – Резко отвечает Борис Иванович. – Отвертку лучше подай крестовую. Знаешь хоть, как она выглядит?


***


Иногда случай играет бОльшую роль в человеческой жизни, нежели все приложенные старания. Никита Борисович, перебиваясь на подработках и съемных квартирах, познакомился с театральным художником.

Тут-то и завертелась жизнь, будто его кто в спину толкнул. Гастроли, актеры, труппа. Интересная и, что немаловажно, хорошо оплачиваемая работа. А после и жена и ребенок. И собственная квартира с приличной машиной. Все хорошо. Все замечательно. Одно только не ладится. Отец.

Чахнет в деревне. Дошло до того, что кресло перестал по винтикам разбирать. Сил нет. Да и зрение куда-то подевалось. Однако врожденное ворчание никуда не делась. Так и живет с ним.

- Чего внучку не привез? – спросил Борис Иванович, вместо приветствия.

- У нее занятия в бассейне.

- А если честно?

Никита посмотрел на отца. Улыбнулся.

- Сам не хочу их сюда везти. Каждый раз уезжаем от тебя с самым паршивым настроением. Так пусть лучше я один это вытреплю, чем жена и дочь страдать будут.

- Тут ты правильно приоритеты расставил.

Никита помог отцу сесть в кресло. Выкатил его во двор.

Вечернее солнце медленно сползало по небосклону. Курчавые тучи заливали дождем соседнюю деревню. Изредка сверкали молнии, и грохотал гром.

Больше получаса отец и сын молчали.

- Помнишь, я как-то подошел к тебе в детстве, - осторожная начал Никита. – Сказал тогда, что хочу в гольф играть научиться и спросил, сколько учиться надо. Ты мне со всей серьезностью ответил, что всю жизнь. Нет, по сути, так оно и есть. Человек всю жизнь учится делать одно и то же дело. Но я своим детским умом тогда подумал: Если всю жизнь учиться, то когда играть. – Никита замолчал, огляделся. И вдруг продолжил. - Знаешь папа, а у меня ведь все получилось. И работа хорошая. И семья. И деньги кое-какие водятся. Можно сказать, что я счастлив. – Он улыбнулся и замолчал.

- Доволен, что я оказался неправ? – спросил отец и повернулся к сыну.

- Нет. Нисколько. Я доволен, тем, что оказался прав Я, а не ты неправ. Чувствуешь разницу?

Борис Иванович задумался на минуту. Прокрутил что-то в седой голове. Отвернулся и уставился на закат.

- Бать, ты чего?

Слезы катились по морщинистым щекам.

- Папа?

- Прости меня. – Подбородок его задрожал. Глаза превратились в щелки. Дрожащей рукой он дотянулся до руки сына. Схватил ее. Прижал к груди. – Прости меня… я сам… сам такой. И тебя таким же хотел сделать! Прости меня. Струсил я идти, куда сердце звало, и тебя чуть с толку не сбил. Ты уж… - захлебывался он. – Ты уж… если сможешь, прости.

Никита встал рядом. Положил руку на плечо отца. Прижался.

- А ведь я мечтал о чем-то, - продолжал Борис Иванович сиплым голосом. – Чего-то желал. Хотел. Эх… - махнул он рукой, - все к черту пошло. Нет. Я не жалуюсь. Я прожил нормальную жизнь. И счастье было. И горя чуть-чуть изведал, чтоб жизнь совсем медом не казалась. Не жалуюсь. Но какое-то чувство недовиденного, все-таки есть у меня. Будто бы не нагляделся еще на что-то. А на что не нагляделся и сам понять не могу.

- А что ты хотел?

- Не помню. Хоть убей, не помню.

- А если честно?

Борис Иванович сквозь слезы улыбнулся.

- За дурака меня посчитаешь.

- Даже если и посчитаю. Тебе что от этого.

- И то правда.

- Ну, так что?

Борис Иванович взглянул на сына снизу вверх. Отвернулся и тихонечко, стыдясь, произнес.

- Сияние…

- Чего?

- Северное сияния всю жизнь хотел посмотреть. Помню в детстве, разглядывал картинки в журналах, и дух захватывало от этого вида. Это ж как так получается. Кусочки солнца на земле. Разве это не прекрасно? Вот и хотел. А там сам знаешь как. То времени нет, то денег. То еще что-то поперек дороги ляжет. В общем… да. – Скомкано закончил он.


***


Спустя четыре месяца. За тысячи километров от деревни. Под жгучим морозом, стояли они.

Сын, в длинном пуховике и теплых, взятых на прокат валенках. И отец, укутанный в три одеяла, сидел в инвалидном кресле как запеленатый ребенок.

А над ними. На звездном небе. Скользил солнечный ветер, сверкая изумрудным сиянием.


автор

Егор Куликов ©

Показать полностью 1

Притча на собственном опыте

В пору моей юности, оглядел я свой пустой подоконник и решил, что надо его чем-то заполнить. Решил ничего нового не выдумывать и купить цветочек.

Аки Леон, буду.

Притча на собственном опыте Притча, Текст, Длиннопост, Цветы, Истории из жизни, Гифка

Правда купил не тот, что был в фильме. Взял драцену!

Как эта 👇:

Притча на собственном опыте Притча, Текст, Длиннопост, Цветы, Истории из жизни, Гифка

Наверное, возраст подошел, когда вдруг цветы домашние полюбились. Примерно как, перевалив определенный рубеж, вдруг замечаешь, что в компании друзей начинают обсуждать приготовление тех или иных блюд. Или закатки с компотами. Цены на продукты. Или того хуже, боли в спине и способы их излечения.


Лет пять кочевал со мной этот цветок по съемным квартирам и комнатам. Не скажу, что я прям, заботился о нем и создавал идеальные условия. Но уж поливать точно не забывал. Иногда применял пульверизатор и освежал листочки.


Позже, рядом с этим цветком появились другие растения. Названия не скажу, так как не знаю. Просто брал ростки, которые мне нравились, проращивал и высаживал в горшки.

А в эту зиму, я, собственноручно, убил первый свой цветочек! Не уберег!

Дело в том, что не могу спать с закрытым окном. Воздуха свежего маловато. Открыл окно. Хорошо. Прохладно. Мне-то да. И хорошо и прохладно. А вот цветок по-другому смотрел на открытое окно. Видимо ему больше по душе закрытые окна. Особенно в зимний период. Однако в тот момент я этого не знал!


Захотел я его полить через день-два. Смотрю, а листики желтеть начали. Поникли! Высохли! Оборвал я их – выбросил. Мало ли, приболел бедняга. С кем не бывает. Шли дни. Я как герой из сказки «Красавица и чудовище» наблюдал за тем, как осыпаются последние листочки.

Притча на собственном опыте Притча, Текст, Длиннопост, Цветы, Истории из жизни, Гифка

В итоге остался один сухой стручок.

И жалко мне стало. Уж и не знал, чего больше жалею – самого цветка или затраченных мной усилий на его рост. Все же долгий путь вместе прошли.


В общем, не выбрасывал я этот стручок. И каждый раз, поливая другие цветы, давал попить и этому – сухому, мертвому. Поливал и верил, что все образуется. Уже зима прошла, а я все лил воду в пустую землю. Сорняки взошли. Выполол. А стручок все смотрел на меня и говорил: «Добей меня! Добей!»

Но я держался. Хотя, признаться, так все же посещали мыслишки, чтобы посадить туда другое растение. Чего это горшок с трупом простаивает. Не порядок.


И вот, спустя три месяца, он ожил.

Притча на собственном опыте Притча, Текст, Длиннопост, Цветы, Истории из жизни, Гифка

Вера победила сухой струч. Он все же пророс.

Выбрался-таки из замершей земли. Сохранился там. Затаился. Но выжил.

Так что верьте, дамы и господа и все у вас получится.


P.S.

Верьте, но главное поливать не забывайте.

Показать полностью 3

Он

Егор Куликов ©

Масонское ложе и золотой миллиард появились позже. Где-то между слежкой КГБ и сеансами Кашпировского перед телевизором.


История же наша, начинается в канун нового 1980-го года. С последним ударом курантов Он появился на свет. Родители у Него были вполне себе обычные люди. Рабочие. Мать преподавала литературу и русский язык. Отец был каменщиком. В семье Он был единственным ребенок, отчего на отсутствие внимания не жаловался

После был детский сад. Октябрята… пионеры… Вступить в комсомол Он не успел – СССР перестал существа. Но, если бы история повернулась иначе, то Он бы незамедлительно вступил в комсомол, а после и в коммунистическую партию. Но, раз уж этого не случилось, то и нам незачем знать, что могло быть дальше.


Тяжелые девяностые прошли не так сурово, как теперь их привыкли транслировать по ящику. По крайней мере Он особой нужды не заметил. То ли в силу возраста, то ли из-за лживой истории. Да, были некоторые перебои с электричеством. Пару раз мерзли зимой из-за прорвавших труб. Но в целом ничего серьезного.

Несмотря на свою любовь к точным наукам, Он пошел в педагогический университет на учителя географии.

После университета устроился работать. Съехал от родителей и жил вполне себе нормальной жизнью. Не хватал с неба звезд. Да, собственно, он и не рвался за этими звездами.

Его по большей части интересовала правда, которую не так-то просто отыскать. А набирающий популярность Интернет, стал его инструментом и вечным спутником

Информация полилась на Него рекой. Хоть этот самый Интернет и был медленный как черепаха, но Ему хватало. Он зачитывался всем, что удавалось откопать.

И, как всегда, самое ценное знание таилось под семью печатями и сотней замков. И кто обладает этим знанием, тот и будет править миром этих необразованных полуобезьян.

С покрасневшими от недосыпа глазами Его вызвали в кабинет к директору. Естественно директор находился с завучем. Две полные тетки: завуч с прической паутинкой, будто у нее там кукушка гнездо свила (хотя кукушки ведь не вьют гнезда? Не важно). А директор и вовсе расплылась за столом, как улитка, покинувшая свой домик. Еле очки налезают на ее широкое лицо.


- Присаживайтесь!

- Спасибо, - ответил Он и сел.

Завуч странно посмотрела на Него и подошла ближе.

- А давайте я вам водички налью, - сказала она и поднесла стакан. И склонилась. И носом задергала.

- Я не пил, - догадался Он. – Я вообще не пью. Ну, разве что иногда, по праздникам.

- Судя по вашему виду, складывается, ощущение, будто вчера у вас был праздник. – Надменно сказала завуч.

- Ни в коем случаем. Просто… - Он осмотрел мятый пиджак. Заметил сальные рукава рубашки и незаметно, пальцами, затолкал их в рукав пиджака. И пыльные туфли спрятал, поджав ноги.

- К вашему внешнему виду есть отдельный разговор, но мы собрались здесь не по этому вопросу, - прервала завуч Его нервные движения. – Вы что вчера детям уроке рассказывали?

- А какой вчера день был… ах да, среда. Проходили мы параграф седьмой, - Он закрыл глаза и задрал голову к потолку. – Седьмой это значит страны Латинской Америки. Да! Это мы и проходили.

- Спасибо за экскурс в учебную программу, - сказала завуч и прошла Ему за спину. – Но мы хотим знать, что вы говорили детям, когда они коснулись этой щепетильной для вас темы?

Он слегка замялся. Опустил взгляд в пол, заметил пыльные туфли и тут же отвел глаза сторону. Зачем-то уставился в мусорное ведро полное скомканных листов.

- Вы на интим намекаете? – нерешительно спросил Он.

- Нет! – гаркнула за спиной завуч. – Я говорю про Землю.

- Ах, про Землю…

- Да, про Землю! Про планету нашу.

- И что же с ней не так?

- Это мы и хотим узнать. Давайте, расскажите нам, чему вы вчера учили детей?

- Не стесняйтесь. Ну же… - не сказала, а как-то булькнула директор, словно пузыри смолы выползли на поверхность.

- Вы точно хотите это услышать?

- Очень хотим! – завуч оперлась о стол и, приспустив очки, уставилась на Него.

Некоторое время Он мялся. Оторвал взгляд от мятых бумаг. Оглядел директора. Завуча. Потеребил пальцами грязные рукава.

- В общем, дело обстоит так. Оказывается, мы живем не на круглой Земле. Наша Земля плоская. – Директор снова булькнул смешком. Завуч сдержалась. – Смейтесь. Мне тоже вначале было смешно, пока я не провел собственное исследование. – Он осмелел, поднял взгляд и продолжил. – К примеру, почему линия горизонта не закругляется, как мы все привыкли думать? Или, почему на эмблеме ООН расположен не глобус, а плоская карта земли? А, почему? А еще, еще… - Он вошел в кураж, совершенно позабыв о мятом лацкане, пыльных туфлях и засаленной рубашке. – Знали ли вы, что все эти фото- и видео-доказательства являются ничем иным, как фальшивкой. Все они сняты на земле. На плоской Земле, прошу заметить! Когда некоторые исследователи хотели раскрыть эту теорию всему миру, вдруг, неожиданно каким образом, американцы высаживаются на Луне. Думаете, совпадение? Как бы не так! не было их на Луне. И Гагарин… да, наш самый знаменитый человек! – Он вдруг вскочил со стула и вытянулся во весь рост. – И фамилия какая подходящая, Га-га-рин. От птички произошла, подумаете вы. Нет! Нет и еще раз нет! У шумеров и дравидов, был самый главный бог по имени Га. Высшая каста называла себя Гага, то есть дважды божественные. Богом рождённые. А у Египта, каких богов вы знаете? Ну? Должны же вы хоть это знать?

- Ра? – осторожно высказалась завуч.

- Верно. Ра. Вот она птичка. Простая птичка Га-Га-Ра. И наши знали об этом. Они не решились отправить в космос человека с фамилией Иванов, Петров, Сидоров. Нет, именно Гагарин. Потому что все это на генетическом уровне в нас вшито. Отправь они, якобы, в космос Игнатьева, никто бы не поверил. А Гагарина мы съели. И землю круглую съели…

…в общем, несло Его так, как никогда прежде.

Стоит ли говорить, что это был последний день работы в школе.

Он Текст, Рассказ, Авторский рассказ, Длиннопост

Но Он не расстроился. Разве что до глубины души обидно. Что дети… невинные создания так и будут завербованы Масонами, либо же золотым Миллиардом, в этом вопросе Он сам еще не до конца разобрался.

Но ничего. Жизнь продолжалась.

Вначале продолжилась грузчиком, несколько месяцев. Кладовщиком, экспедитором, комплектовщиком. Пока не осел и не пустил Он корни в офисе по продажам труб.

Здесь всем было глубоко по барабану плоская Земля или круглая. Лечил Чумак по телевизору или набивал себе рейтинг. Даже на глобальную слежку, всем было наплевать с высокой колокольни. Ты главное план делай за месяц, а в остальное время, хоть в чайник Рассела верь. Плевать!


Благо продавать у Него получалось лучше, чем объяснять теории детям. В отделе все давно свыклись с Его чудаковатостью. Некоторые подшучивали. Кто-то вступал в споры и пытался выгнуть свою теорию, против Его. Скажем честно, получалось у них не ахти. Все же, Он подкованный. Не одну собаку съел на этих заговорах.

Он бы и мобильным телефоном не начал пользоваться, когда они вошли в моду, если бы не надо было хоть как-то социализироваться. Уж здесь Он смог переступить через себя. Противился, злился, но все же переступил. Хотя, стоит упомянуть, микрофон был всегда заклеен пластырем. И при каждом разговоре, Ему приходилось отгибать пластырь. А закончив, клеить обратно.

Год спустя, Он женился.

Вряд ли кто-то сможет объяснить, как так вышло, чтобы Он и милая девушка Леночка сочетали себя узами брака. Но, что было, то, как говорится – было.

Леночка легко приняла Его странные замашки по всем этим теориям. Не пыталась переубедить, выстроить под себя, изменить. Ей было достаточно того, что рядом с ней, Он был элегантен. Уважал ее. Любил. А теории… да плевать на эти теории, если Он человек хороший.

Единственный раз у них возникли некоторые разногласия. Случилось это году в 2010-м.

Леночка настаивала, что пора заводить детей, а Он отнекивался.

- Боишься ответственности? – спрашивала Леночка.

- Нисколько! – честно отвечал Он.

- Тогда что тебя держит? Где жить у нас есть. Деньги есть. Не дай бог, что случится с работой, родители помогут. Что не так?

- Сейчас не время. Давай через два с половиной года.

- Почему именно два с половиной?

- Хочу, кое-что проверить.

- Хорошо. Но пообещай мне, что через два с половиной года мы заведем ребенка.

- Обещаю и клянусь! – торжественно заявил Он и даже руку поднял.

Леночке только полтора года спустя поняла, почему же детей не следовало заводить в тот момент. И виной всему, были далекие индейцы. Это ведь они составили календарь и предсказали всему миру конец света.


Стоит отметить, что первый конец света в миллениум (который Он так же с упоением ждал), прошел незамеченным. Но и первый конец света никак не смог пошатнуть Его веру в новый. Который, к слову, прошел тихо и спокойно. Собственно, как и все концы света прежде.

Обещание Он сдержал. Появился первый ребенок. Немногим после – второй.

- Да, кому ты нужен, следить за тобой? – продолжали насмехаться над Ним на работе.

- Может и никому, - отвечал Он и продолжал менять пароли, заклеивать микрофоны и веб-камеры на любой доступной Ему технике. – Мне просто так спокойнее. Если они следят, а они определенно следят, то пусть хоть помучаются немного. А вы продолжайте жить так, словно ничего не происходит. Пусть в вашем мире существует ВИЧ. Историю никто специально не переписывал. А некоторые горы, не огромные пни некогда великих деревьев, а всего лишь горы. Живите. Я же вам не мешаю.

- Не мешаешь.

- Вот и славненько. Подай лучше ножницы.

Шло время. Мир продолжал по-своему сходить с ума. Кризис сменялся кризисом. А на плоской земле повсеместно вспыхивали локальные войны и болезни.

Кучка всевозможных гриппов, как и Эбола остались в прошлом. И пришло время Коронавируса.

Вначале пандемии, в Его мире не было никакой заразы. Потом ей могли заболеть только азиатские расы, к коей Он себя ни капельки не причислял. А после началось самое страшное – прививки.

Нет, уколов Он не боялся, хотя и считал это делом неправильным. Даже с Леночкой из-за этого возникали кратковременные ссоры. Позволять ли детям ставить прививки от столбняка, гепатита, кори, дифтерии, коклюша и еще кучи всяких выдуманных болезней или нет.

Ему-то понятно, все их поставили.

Но тогда Он дался лишь потому, что не понимал всей сущности этого лживого мира. Сейчас они не смогут Его сломить. Вживить чип, а после и пронумеровать как бедных узников концлагерей. Кстати, были ли эти узники, на самом деле, вопрос все еще открытый.

Он всячески избегал вакцины. Когда окончательно приперли к стенке, то Он и тут выкрутился. Нашел-таки выход на «левую» справку. Выкроил из семейного бюджета и купил.

А после заболел. Заболел и умер.

Вот так просто. Как, собственно, это всегда и бывает.

Но Ему стоит отдать должное. Он все же был не из этих, кто впустую сотрясает воздух. Кто рвет глотку о своих правах и принципах, а как клюнет петух в место чуть ниже спины, так сразу и лапки вверх и на все согласны, лишь бы выжить. Нет. Он был закален жизнью.

- Дорогая, - хрипел Он, держась за руку Леночки. Скажет несколько слов и долго дышит. В себя приходит. – Не верь никому. И знай… я был прав. Верь мне. А моя смерть… это всего лишь случайность.

И пусть в чужих глазах Он был глупцом, но истинную веру Он не утратил даже на смертном одре. Так помянем же Его. Помянем!


Эпилог


Где-то, в одном из секретных учреждений сидели двое.

- Руслан, что там по объекту №451? – Спросил Саня.

- Только что констатировали смерть. Умер!

- Ну, слава богу. – Облегченно выдохнул Петров. – Чуть все карты наши не вскрыл. Пусть покоится голубчик, на плоской земельке нашей. Надо еще рапорт в НМП составить. Они ждать не любят.

Показать полностью 1

Увидимся во снах...

Мягкие подушечки ее пальцев коснулись моего лба. Взъерошили волосы и замерли, накрутив золотые локоны. А после спустились ниже. Ощупали брови, веки, щеки и подбородок. И касались они так нежно и аккуратно, словно лицо мое было раскалено как сковорода. Лягут на кожу и тут же отпрянут. И снова лягут. И отпрянут…

Затем она укроет ладонью мое лицо и начнет гладить. Каждую впадинку ощупает. А в конце, соберет пальцы горстью на моем носу, будто щепотку соли хочет взять. И будет так держать, пока я не начну выдираться.

- Улыбнись, - ласково попросит баба.

- Не буду, - отвечаю я ей и противлюсь. И насуплюсь вдобавок.

- Ох, какие морщинки появились. Ох, какие, - вздыхает она, продолжая гладить лицо. – Улыбнись.

- Не буду.

- Ну, как хочешь, - скажет она и как будто вовсе потеряет ко мне интерес.

Положит ладонь на плечо. А затем резким и точным движением кольнет меня подмышку.

Я взвизгну, изогнусь и, естественно, начну хохотать.

- Вот и славненько, - скажет баба, пытаясь не пропустить момент и успеть запомнить мое лицо именно таким. Смеющимся. Радостным.

Я положу свою детскую ручонку поверх ее ладони. Нащупаю узелки на суставах. Прикоснусь к ее коже. Морщинистой, тонкой, грубой и одновременно очень нежной. Почему-то, мне всегда казалось, что я трогаю влажный пергамент.

- А какой я? – спрошу я бабушку.

- Красивый. – Не задумываясь, ответит она. – У тебя золотые волосы. Голубые глаза. Острый носик, - на этих словах, она обязательно коснется моего носа. А я, конечно же, засмеюсь. – И все твое лицо покрыто канапушками…

- Веснушками, - тут же поправлю я бабушку.

- Ты мне вчера снился.

- Снился?

- Да. Я сидела на том кресле, - она довольно точно ткнет пальцем на старое кресло с лакированными подлокотниками, сплошь изъеденными временем. – Ты ушиб коленку и подбежал ко мне. Я схватила тебя. Обняла крепко-крепко… вот так. – Она прижмет меня всего к себе. И держит. Держит.

- Снился… - задумчиво говорю я ей в фартук.

Видеть сон, но при этом ничего не видеть в жизни.

Баба сыграла в моей жизни огромную роль. В перестроечные годы она заметила мне и мать, и отца, и весь мир. К сожалению, она ослепла до моего рождения. Но при этом говорила, что я часто прихожу ей во снах.

- Иногда мне снится, как ты спишь. Губку подвернешь, будто обиделся и сопишь. А я сяду рядом. Тихоненко, чтоб кровать не скрипнула. И глажу тебя. Глажу…

Несмотря на свое увечье, она отлично справлялась с домашними делами. Готовила . Месила тесто. Выпекала хлеб. Запах утренних оладий забыть невозможно.

Перед сном рассказывала сказки и истории из жизни. И историям этим не было конца.

Не знаю, что стало причиной, но она не любила слово бабушка.

- Я вам, что не родная? Вы мне еще вЫкать начните, - говорила она.

Поэтому в моем детстве не было бабушки. Была же только баба.

Однажды я пообещал ей, что когда вырасту, то стану врачом и вылечу зрение.

- Давай милый. – Улыбалась она беззубым ртом. – А пока ты не вылечил, мы встретимся во сне.

В такие моменты я всегда чувствовал наплывы ревности. Почему-то мне казалось, что ребенок из ее снов совершенно другой. Больше того. Он ничуточку на меня не похож. А мне больно хотелось собственнолично являться ей во снах. И чтоб там был именно я, а не кто-то…

Не знаю, что больше подтолкнуло меня к выбору профессии: желание вылечить бабу или же обычная детская ревность.

Однако обещание я сдержал.

***

К напряжению сложно привыкнуть. После тяжелой операции всегда хочется сорвать маску с халатом, стянуть мокрые от пота перчатки и повалиться прямо тут, у стола.

- Пот, - просипел я.

Кто-то промокнул мне лоб несколькими слоями бинтов.

- Следите за пульсом! – сказал я и пару раз зажмурился. В глазах поплыли неведомые фигуры. Пришлось дожидаться, пока зрения наладится. Момент был слишком ответственным, чтобы действовать сгоряча.

Операция прошла успешно.

Я спустил маску на грудь. Очки поднял на голову и вышел.

Женщина, завидев меня, тут же вскочила со скамьи. Она прижала маленького сынишку к ногам и испуганно спросила. Даже не спросила, а всего лишь посмотрела. И в глазах ее читалась надежда.

- Все хорошо. Видеть будет! – устало сказал я. – Сколько? – спросил я, кивая на сына.

- Почти четыре, - улыбаясь, ответила женщина.

- А баба… эм, бабушка успела его увидеть?

Женщина покачала головой.

- Не переживай малец, - я взъерошил ребенку волосы, - Завтра Ты ей приснишься. Увы, но своей бабе я присниться не успел


P.S.

На фото Баба и я.

До звездочек - правда, после - выдумка . Уж простите

Какие у вас были отношения с "бабушками"?

Какое все-таки непривычное слово, бабушка :)


Егор Куликов

Увидимся во снах... История, Рассказ, Текст, Отношения, Бабушка, Длиннопост
Показать полностью 1

Отряд неполноценных #6 (заключительная)

Отряд неполноценных #6 (заключительная) Текст, Рассказ, Авторский рассказ, Длиннопост, Насекомые

Егор Куликов ©

Начало

Уснул я к утру. Не знаю, спали ли все остальные, но я инстинктивно пытался растянуть эту ночь и не дать ей закончиться. Я догадывался. Точнее знал, что это последняя моя ночь. Наша ночь.

И она, кстати, пролетела слишком быстро.

Небо только подернулось серебристым цветом, а мы уже готовы были идти в бой.

- Товарищи! – начал я немного стеснительно, быстро перебирая в голове слова. – Братья и сестры. Мы с вами разные! Разных видов. У нас отличное друг от друга строение тела. Мы разные по размерам. У нас разное количество лап и глаз. Кто-то из нас ползает. Кто-то ходит. Кто-то летает. Но всех нас. Всех, без исключения объединяет одна цель. Там, наверху. Живут другие насекомые. Чужие нам особи. Но там, наверху. Там, живут наши родные! Наши отцы и матери! Наши братья. Наши сестры! Там наш дом. Мы родились на этом дереве. Это дерево, все, что у нас есть. Да! Мы можем отступить. Можем убежать и остаться в живых. Можем скрыться и спрятаться. И мы будем жить. Но мы не будем этого делать. Мы воюем не за наши жалкие жизни. Мы воюем за весь лес. Сегодня мы убежали и рыжаки захватили это дерево. Завтра они захватят другое. И другое. И другое. И вот уже весь лес будет под их властью. Мы не можем этого допустить. Мы не убежим. Да, мы могли бы остаться в живых. Но когда-то. Когда пройдет много дней. Когда сороконожка научиться ходить, а гусеница станет бабочкой…

- …ой, не напоминай.

-…жук найдет огромную кучу навоза и зароется в нее. Вы все равно будете жалеть. Жалеть о сегодняшнем дне. О его великой битве. Жалеть, об упущенном случае. Да, мы можем умереть. Можем погибнуть. Нас всего пятеро. И нас ждет настоящая опасность. Но мы не боимся ее! Я всю жизнь боялся. Но не сейчас. Только не сейчас. Сейчас, я преисполнен решимости и гордости за вас. Так давайте, пойдем и прикончим королеву! Впереееееееееееееееееееед! – протянул я на все дыхание.

Повисла тишина.

Я ожидал, что меня поддержат. И единственной, кто хоть как-то отреагировал, была гусеница.

- Ну, ты и закрутил агитатор. После таких слов, хоть в пекло головой. Ладно, хватит лясы точить, пойдем уже. Скоро рассвет.

Когда мы выступили, гусеница все еще хмыкала и приговаривала:

- Во, сказанул, а… это тебе надо было к тле идти. Ты бы их уговорил к рыжакам в пасти пойти. Ишь…

Пришло время разделяться.

- Ну, давай, еще пару слов жуку скажи, - острила гусеница.

Я стеснительно посмотрел на нее, но говорить все же начал:

- Жук. Ты остаешься в одиночестве. Но знай, что мы все равно с тобой. На тебе лежит огромная задача. Ты должен оттянуть весь фронт рыжаков на себя. Возможно, ты не выживешь. Но ты точно прославишь свой вид. Жуки навозники войдут в историю этого леса. Помни об этом.

На прощание мы обнялись.

- Спасибо вам ребята. Я вас не подведу. Мы вас не подведем, - поправился он. – Удачи вам.

Втроем, как в старые добрые времена… кстати, кажется, что с момента моего ухода прошла целая вечность. Где меня только не носила судьба. В какие опасности не окунала с головой, восемью глазами и столько же лапами. В каких передрягах я не поучаствовал. И все же я здесь. Среди друзей. Среди товарищей, на которых я могу положиться. Они не раз проявили свою доблесть. Доказали ее делом. Они…

- Опять пафосные речи думаешь? – прервала гусеница.

- Нет. Ни о чем не думаю.

- А пора бы, - сказала она, когда мы взобрались на верхушку ветки.

Действительно, пора бы.

Внизу, так же как и вчера. И, наверное, так же как и неделю назад, текла бесконечная река муравьев. Они все несли и несли пожитки. Сколько же у них запасов? Кажется, что они весь лес переносят с места на место.

По краям реки, как неприступные скалистые берега, стояли муравьи-солдаты. Они ровно через одного были повернуты в обе стороны. Половина следила за рабочими, а половина высматривала опасность. Благо никто наверх не смотрит.

- Ты готов? – спросила гусеница.

- Нет, - честно признался я. – И вряд ли буду.

Около получаса мы наблюдали за рекой, которая вселяла все больший и больший ужас в наши сердца. Бесконечное количество рыжаков, кого хочешь напугает.

- Ой, смотри, кто это там? – спросила гусеница. – Ты у нас восьмиглазый, глянь-ка.

Я присмотрелся.

- Это жук нам лапкой машет. Завидую его веселости. Как он так может?

- Очень легко, - вступила в диалог сороконожка. – Он вообще странное насекомое. Простой как полено. Ему что за едой, что в пекло все одно. Слышали, как он вчера своему шарику наговаривал: «Люблю тебя. Ты у меня особенный. Не такой как у остальных. Все бросают тебя на земле, а я даже летать с тобой могу. Да и посмотри на других: ветки, трава, грязь. А ты – чистое золото». Еще сознался, что нарочно в нас свой шарик запустил, так как стеснялся попроситься к нам и не знал, как привлечь внимание. Привлек, что тут скажешь. Всю ночь мне спать не давал.

- А я, почему не слышал? Я ведь тоже не спал.

- Хы… не спал он, - улыбнулась гусеница. – Мы все слышали, как ты не спал. Как божий бык выхрапывал там. Кстати о быке. Где он? Рассвет уже вот-вот. Не сбежал ли?

- Нет, - сказал я, сомневаясь в своем ответе. Затем посмотрел на жука, помахал ему лапкой в ответ. Жук увидел, обрадовался и успокоился.

- Ведут! – неожиданно сказала сороконожка.

Посреди широкой реки, в окружении рабочих и сотни муравьев-солдат шла она. Огромная. Рыжая, как кусок меди. Блестящая даже в сумерках. Двигалась королева медленно, тяжело переставляя лапки. Рабочие, счастливые, что могут узреть свою королеву, крутились рядом. Она же, совершенно их не замечая и глядя только вперед легко давила каждого, кто попадет под ее огромную лапу. Солдаты пытались оттеснить беснующуюся толпу маленьких мурашей, нагло отпихивая их и, в крайнем случае, использовали мощные жевалы, что с легкостью пополамили каждого, кто прорвется через заслон.

Если не присматриваться, то складывалось ощущение, что это не кучка муравьев, а огромное, многоликое нечто катится шаром, сметая и впитывая все новые и новые жертвы.

- Такими темпами, она будет минут через пять, - сказал я.

- А может и быстрее.

- Почему они вышли раньше рассвета. Неужели тот рабочий соврал нам?

- Какая теперь уже разница, - махнула лапкой гусеница.

- Сплющить бы их вот так разом всех, - с надеждой в голосе сказала сороконожка.

- Мда… - протянула гусеница. – И никакой мороки.

- Сплющить! – случайно сказал я вслух. – Гусеница, у нас очередная корректировка плана.

- Что на этот раз?

- Мне нужен жук.

- Ну, так позови его.

Я привстал на задние лапки, чтобы быть выше и, высмотрев жука, начал махать ему. Жук увидел меня, улыбнулся и помахал в ответ.

- Да, лети же ты сюда. Сюда, - нервно махал я лапками.

Жук начал корчить рожицы. Даже встал на задние лапки, потанцевал пару секунд и неуклюже повалился на землю. Было видно, что он смеется и дурачится.

- Он меня не понимает. Не понимает!

- Беги к нему.

- Не успею.

- Успеешь. Хотя не, ты прав – не успеешь.

Гусеница начала резво вращать головой и в какой-то момент замерла, остановила взгляд на муравьиной реке и сказала:

- Есть идея. И она тебе не понравится.

- Говори. Живее.

- Спустись на паутине, раскачайся и прыгни. Так ты быстрее окажешься возле жука.

Я устало посмотрел на гусеницу, мол, сколько можно повторять, что я не умею плести паутину. Она прочла выражение моего лица.

- На моей паутине, дурень.

- Я не смогу, - сказал я и отшатнулся, словно меня кто-то уже подталкивал к краю.

- Ты? Не сможешь? Не смеши мои волосы. – И ее волоски действительно заходили мелкой дрожью.

- Не смогу.

- Паук. Тебя природа таким создала. У тебя плести паутину заложено в гемолимфе. Ты своими лапками должен орудовать лучше чем бабушка спицами. А теперь давай, вспомни свои пафосные речи, которыми разбрасывался сегодня и полезай.

- Не могу.

- У меня нет времени тебя упрашивать.

- Я не смогу, - твердо сказал я, понимая, что говорю правду. Какой из меня паук, если я к паутине притрагивался всего пару раз в жизни. Когда это было-то?.. в детстве, у братьев и сестре, да у гусеницы, когда мы падали к птицам в клювы. Ах да, еще вот, бедного рыжака в коконе щупал. Было дело.

- Ты обязан спуститься, иначе наш план провалится.

- Он уже провалился.

- Ты пойдешь! – решительно сказала гусеница.

- Нет.

- Не пойдешь?

- Не смогу.

- Хорошо, - спокойно продолжила гусеница и бросилась на меня как зверь. Обнявшись, мы полетели вниз.

Я даже закричать не успел, настолько все было стремительно. Только что я твердо стоял всеми восемью лапками на ветке, а спустя миг уже лечу вниз, навстречу своей смерти. А спустя еще миг, жесткий рывок и вот мы уже раскачиваемся над рекой. Шумной рекой.

Королева продолжает свой путь к новому месту обитания.

- Теперь у тебя нет выхода, - улыбаясь во весь рот, сказала гусеница. – Либо ты пойдешь к жуку, либо мы так и будем тут висеть, пока сороконожка не скатится.

- Что значит, не скатится?

- Паутинку я успела только к ней прикрепить.

- Ох ты ж… ты ж… - слова совсем не подбирались в такой ситуации. Хотелось и обозвать гусеницу, и сказать ей спасибо. А в итоге ни того ни другого не сделал.

- Времени мало, паук.

- Знаю. – Ответил я, покачиваясь на путине. – Знаю.

- Я сейчас тебя сброшу. Либо сброшусь с тобой.

Гусеница не шутила.

- Хорошо. Цепляйся за свою паутину и дай мне конец новой.

- В планах опять корректировка?

- Да.

Гусеница изловчилась и вцепилась в патину. Я, ухватился за другой конец и повис чуть ниже гусеницы.

- Когда скажу, отпускай паутину. Когда дерну три раза, тяни изо всех сил.

- Принято. – Сквозь зубы ответила гусеница.

Я начал раскачиваться. Поначалу лес оставался лесом. Муравьи внизу, как бежали, так и бегут, в срочном порядке перенося вещи. Но вскоре, когда амплитуда начала нарастать, лес покачнулся. Муравьиная река появлялась то справа, то слева. Серое небо было и сверху и снизу одновременно. Ветер свистел в ушах.

Я попытался сориентироваться, и поймать нужный момент. Ведь стоит мне ошибиться, и я окажусь на другой стороне реки.

Так, муравьи слева, муравьи справа… слева, справа, слева, справа, посередине…

- Давай!

Меня словно выплюнуло дикое животное, которому я не пришелся по вкусу. Я летел как гарпун. Только гарпун примотан леской, а я держался за паутину, которую так щедро давала мне гусеница.

Посадка была мягкой. Сухой лист уберег от удара. Жук видел наши странные маневры, поэтому едва я успел очухаться и сообразить что происходит, он оказался рядом.

- Вы что там творит?

- Корректируем план, - сказал я. – Королева уже в пути, будет на месте минуты через четыре. Нам надо торопиться.

- То есть мне начинать балагурить? – радостно спросил он.

- Не совсем. Сороконожка сказала, что ты нарочно запустил в наш свой шар…

Жук застеснялся и тут же отвернулся.

- Да, - коротко ответил он. – Запустил. Но запустил, потому что знал, куда он упадет. Я видел вас. Но вы не серчайте. Не серчайте. Я все рассчитал.

- Жук, а можешь снова все рассчитать?

- В каком смысле? – спросил он, удивленный, что я не ругаюсь на его прошлую выходку.

- Нам надо чтоб ты запустил свой шар в королеву.

- В королеву?

- Да, в королеву. Прямиком ей в голову.

- Не выйдет.

- Почему?

- Потому что мне надо время. Надо чтобы поверхность, откуда я запускал шар, была устойчивая. Чтоб не двигалась. Не так-то просто все рассчитать.

- Жук, у нас нет времени на подсчеты.

- Я могу попробовать, но…

- Ты не хочешь расставаться со своим шаром?

- Да, - сознался он. – Понимаешь, этот шар, вся моя жизнь. Я начал его катать с самого своего перерождения из личинки в жука. Это, можно сказать история… биография всей моей жизни. Если разобрать мой шар, то на нем, слой за слоем будут видны все мои передвижения. Песок карьера, мелкая пыль с поля, хвойные веточки леса, кора дерева… все, Понимаешь, все.

- Понимаю. Все понимаю. Но ты должен отдать его нам.

- Нет.

- Жук. Ты хочешь, чтобы ваш вид прославился?

- Очень.

- Тогда ты должен согласиться на жертву.

- Нет, я не могу. У тебя нет шара. Нет этой прелести. Ты не можешь меня понять.

- Так объясни мне, в чем он такой уникальный.

Вытягивая паутину, как лебедку, я подошел к шару.

- Чем же он особенный? – спросил я, и с трудом откатил шар. - Чем? Этим или этим? Или может быть вот этим? А это что такое торчит? Ты так и не решился стесать тогда этот уголок? Ну ты жук даешь. Тяжелый все-таки твой шар. Но очень хороший. Очень.

Во время разговора, я крутил шар, перекатывал его с бока на бок и окручивал паутиной. Гусеница была права. Как только мои лапки коснулись паутины, миллионы… нет, миллиарды моих предков заговорили в моем теле. Весь их опыт. Все их умение. Бесконечные знания и навыки прятались во мне. И им нужен был маленький толчок. Всего лишь искорка, чтобы вспыхнуть и завладеть мной. И этой искоркой, оказалась чужая паутина.

Пока я произносил слова, лапки ловко орудовали самостоятельно. Будто бы не я ими управлял. Будто бы они были чужими. А я лишь говорил и говорил, отвлекая жука от истинной цели.

- …как видишь, ничего уникального в твоем шарике нет. Совсем ничего. А теперь, жук! – я три раза дернул за паутину. – Тебе пора балагурить.

И в этот момент паутина потащила меня обратно.

Жук испуганно посмотрел на меня, не понимая как такое возможно, чтобы я, не прилагая никаких усилий и совершенно не двигая лапками, каким-то образом пятился назад, унося с собой и его драгоценный шар.

- Но… - только и сказал он.

- Балагурить! – крикнул я напоследок, начиная подниматься.

Не представляю каких усилий это стоило гусенице. И все-таки, насколько сильное она насекомое, чтобы вот так, тащить меня и шар. Ладно я… веса во мне одна песчинка, но шар. Он-то весит ого-го.

Когда я оторвался от земли и начал подниматься вертикально над муравьиной рекой, жук только осознал что произошло. Он несколько раз порывался броситься за мной в погоню. Затем, видимо, думал начать балагурить, потому что поворачивался к реке и даже делал несколько шагов. И снова оборачивался.

Не знаю, чем он там занимался дальше, потому что мой взгляд приковала движущая масса муравьев. Словно в реке сделали плотину, где скопилось много муравьев. А затем резко сломали ее. И вот она, муравьиная волна медленно катилась по реке, поглощая все на своем пути. Я знал, что внутри этого многоликого страшного монстра скрывается королева. Ее охраняют сотни или даже тысячи. И каждый, будь то рабочий или муравей-солдат, готовы отдать за нее жизнь. Они готовы пожертвовать собой ради одного только взгляда на Её Величество.

Я поднял голову, наблюдая, с каким усердием гусеница перебирает лапками. Еще немного и я с шаром окажусь у самого основания ветки.

Еще немного и королева будет проходить точно под нами.

Нам надо успеть. Надо успеть.

- Давай, гусеница, - шептал я про себя, понимая, что в этот момент ничем не могу ей помочь.

Плавный подъем закончился. Я понимал, что гусеница выдохлась. И сейчас, шар поднимался рывками. Короткими. Едва заметными.

Я ухватился за край ветки и выполз.

Гусеница лежала без задних лап. Она тяжело дышала и, когда увидела меня, улыбнулась и отключилась.

- Она жива, - заверила меня сороконожка. – Делай свое дело, а ей надо отдохнуть.

- Да! Хорошо.

Увлеченный подъемом, я совсем забыл про королеву. Когда я посмотрел вниз, она как раз проходила под нами. Я замешкался. Это и сыграло решающую роль. Она прошла.

Всё!

Наши усилия и старания оказались напрасными. Нам ни за что не вернуть ее обратно.

В этот самый момент. Когда я терзал себя за упущенный шанс, на меня словно небо взглянуло. Стало вдруг светло и ярко. Это солнечный лучик пробился сквозь листву.

Снизу послышался муравьиный крик. Не такой как обычно. Раздраженный и слишком суматошный. Кричали солдаты и рабочие. Кричала вся река.

Слева от нас, через кордон солдат прорвался жук и сломал ровное течение реки. Он бегал по муравьям, как лось бегает по мелким грызунам. Муравьи пытались его атаковать и некоторые даже забрались на скользкий панцирь жука. Я хотел продолжить наблюдать за этим беспорядком, понимая, что своим замешательством обрек жука на верную смерть, но справа от нас и чуточку ниже по течению послышался муравьиный гам.

Обезумевшие рабочие, бросая личинок и пожитки, сломя голову бежали к тле, которую успел пригнать божий бык. И сквозь этот бесконечный шум, иногда, проскакивали матерные выражения божьего быка:

- Жрите черти!.. Всем хватит!.. Всем! Всеееееееем!!!

Королева замедлила шаг. Солдаты вокруг нее образовали тройное или даже четверное кольцо окружения. Их круг замер и немного откатился обратно. Они оказались запертыми между беснующимся жуком и сумасшествием самих муравьев, которые почуяли сладостный аромат тли.

- Не попадем, - сказала очнувшаяся гусеница, глядя вниз.

- Я знаю. Но мне надо попробовать! – прокричал я и прыгнул на шатающийся шар.

- Жди! – только и сказала гусеница. Она смогла спустить меня вместе с шаром ниже, а позже, забралась на сороконожку и подъехала к самому краю, отдав конец паутины в ее рабочие лупки-ручки. – Жди меня! – крикнула она.

Гусеница проползла по спине сороконожки и почему-то скорчила гримасу недовольства, когда спустилась на паутину.

- Представляешь, - сказала она мне, спустившись на шар, - Мне сейчас умирать, а у этой гадины даже нет сорок лап. Всего тридцать восемь. Какое разочарование. Ах, да… к делу.

Я посмотрел вниз.

Королева в кольце муравьев-солдат, ниже по течению, продолжала стоять.

- У нас будет только один шанс, - сказала гусеница. – Я горда, тем, что мы встретились и тем, что идем на смерть вместе. Пусть мы и не спасем дерево, но мы спасем нашу честь. И это не пафосная речь. Это чистая правда.

- Я счастливы был, что мы повстречались.

- Взаимно. А теперь – вместе.

Она качнулась и шар слегка вздрогнул.

Я уловил ее намерения и мы начали раскачивать шар, пытаясь прицелиться.

- Раз… раз… раз, - командовала гусеница. – Когда будем готовы, скомандуй сороконожке и она отпустит нас.

- А ты?

- Это твое предназначение. Раз… раз… раз…

Раскачиваясь на шаре, я почувствовал, насколько решающе будет мое слово. От единственного моего «Давай» будет зависеть судьба всего леса. И в этот момент, мне показалось, что время замерло. Что все обитатели леса, начиная от козявок-насекомых и заканчивая громадными лосями, затаили дыхание. Они смотрят на нас. Смотрят на меня и ждут. Я уже не слышал этого пресловутого:

- Раз... раз… раз…

Не слышал и шума муравьиной реки. Словно в замедленном темпе, где-то внизу сходили сума муравьи и корчился божий бык.

- Давай! – крикнул я и исчез.

Закрыл все восемь глаз, понимая, что больше от меня ничего не зависит. Почувствовал невесомость и полет. Несколько раз шар крутанулся в воздухе.

- Эх! – услышал я голос гусеница и по интонации этого самого «Эх» я осознал, что летим мы мимо. Больше того, приземлимся мы крайне близко. Возможно, даже передавим шаром кусок кольца заслона из муравьев-солдат, но саму королеву нам не одолеть.

Время остановилось. Оно замерло, вместе с моим сердцем.

Я успел открыть глаза, чтобы в очередной раз убедиться, что я лишний в этом мире. Паук с добрым сердцем. Не умеющий плести паутину. Неполноценный паук, который замахнулся на такое больше дело и так глупо его испортил.

Ну что ж… я пытался. Единственное, о чем жалею, что вместе с собой погубил еще четыре, вполне неплохих души. Простите меня: гусеница, сороконожка, божий бык и жук.

Хотя сороконожка должна выжить, она ведь наверху. Ан нет… она решила отправиться вместе с нами. Болтается на куске паутины как тряпка примотанная к падающему камню.

Простите меня ребята.

Простите!

Я в последний раз взглянул на солнце. Такое яркое и чистое. Теплое и нежно.

И что-то черное заслонило солнце. А после был удар. Мы едва удержались на шаре.

- Корректирую, - прокричал жук, врезавшись в нас.

Это столкновение, словно вернуло времени его обычный ход. Все закрутилось. Деревья, разрезанное листвой небо, муравьиная река, солнце.

Несколько раз эти кадры сменились, после чего последовал очередной удар. В этот раз мы врезались в реку.

Нас разбросало во все стороны как щепки.

Я мгновенно поднялся, сразу почувствовав укусы муравьев. Времени кричать не было. Даже подумать не было времени. Я лишь видел, что мы попали в цель. Почти попали.

Королева лежала среди своих расплющенных подчиненных. Она была еще жива. Двигалась. Волочила за собой три поломанные лапки и сломанный ус. Ее начали окружать выжившие солдаты.

- В бой! – прокричал я и ринулся на королеву.

Каким-то образом, возле нас оказался и божий бык. Он яростно разрывал муравьиные тушки, прокладывая себе путь. Сороконожка, гусеница и жук оказались в одном месте. Они громко орудовали челюстями, и под ними росла гора рыжих трупов.

- Паутину! – крикнул я гусенице и прыгнул на королеву.

В полете я ухватил брошенный конец паутины и приземлился на спину королевы. Какая же она все-таки огромная. Оказавшись у нее на затылке, я одним движением закрутил путину вокруг шеи, а после начал закручивать и голову, превращая ее в кокон. Королева извивалась как могла, пытаясь сбросить меня с шеи.

После того, как я ослепил ее и лишил притока кислорода, я вонзил хелицеры в соединение головы и тела. Если уж у меня нет паутины, то на то, чтобы пользоваться хелицерами я точно способен.

Не чувствуя, как меня облепили муравьи, я на последнем издыхании сжимал и разжимал челюсти. Чувствуя, как ее плоть крошится. Лопается. Рвется.

Голова королевы отвалилась и повисла на паутинке. На серебристой нити. Ее туловище сделало несколько шагов и повалилось на землю.

Я кубарем скатился на землю, оказавшись рядом со своими друзьями.

Рядом, с отрядом неполноценных.

Нам ничего не оставалось, кроме как занять круговую оборону. И да, мы понимали, что не выживем. Их слишком много. Может быть мы унесем с собой в могилу сотню. Или две сотни. Но рано или поздно, они прикончат нас.

- Будем сражаться по двое. Двое бьются, двое отдыхают! – скомандовал я. – Для меня честь умереть рядом с вами.

- И для меня…

- Для меня…

- Для меня…

- Для меня…

- Прощайте друзья.

***

Эпилог

Нейтралка в этот вечер была особенно полна. Дерево праздновало свое спасение. Далеко внизу сбившиеся с пути муравьи все еще рыскали по земле. Река быстро вышла из берегов и обросла новыми притоками. Так рыжаки разбредались по лесу, потеряв своего рулевого. Кого-то из них съедят хищники. Кто-то умрет от голода.

Конечно, некоторое время новый муравейник еще будет жить. На старых запасах. По инерции. Несколько дней. А может быть, неделю.

Но они уже никогда не смогут вновь оформиться в нечто серьезное и опасное.

На входе в Нейтралку было тесно. Насекомые облепили округу сплошным ковром. Те, кто пришел раньше, заняли почетные места у входа в дупло. Кому не повезло, те едва держались лапками за кору и листья, пытаясь хоть одним глазком увидеть героев вживую.

Стоило крохотному паучку появиться на выступе, как насекомые пришли в движение. Живой ковер начал рукоплескать. Кузнечики стрекотали. Хищники клацали челюстями с такой силой, что их крохотное тельце подпрыгивало от ударов. У кого были крылья, те с удовольствием разворачивали их и, как бы прогревая, наводили такой шум, что ушам было больно.

По длинной ветке, по узкому коридору из насекомых, двигались они. Герои. Паук с перебитой лапой восседал на сороконожке. Немного позади сидела гусеница. Муравьи своими жевалами довольно сильно ее постригли и теперь рыжие волоски не так сильно топорщились. Сороконожка послушно двигалась вперед. Позади этой странной конструкции шли божий бык, лишившийся в битве усов, и жук, который пятился задом, пытаясь никого не зашибить своим гладким шариком. Кстати, из-за жука пришлось в спешном порядке нанимать термитов, чтобы они расширили вход, и дали возможность жуку вместе со своим сокровищем протиснуться в Нейтралку.

- Герои! – кричали насекомые.

- Спасители!

- Отряд неполноценных!

Редкие слова долетали до паука, потому что все тонуло в невообразимом гомоне из тысячи и тысячи насекомых.

Нектар в ту ночь лился рекой. Да чего уж греха таить… не только в ту ночь. Долго еще жители этого дерева благодарили своих спасителей.

- Представляешь, - сказал гусеница, щуря раненный глаз, - я, значит, собираюсь умирать, ползу по ней, считаю лапки и оказывается, что у нее даже нет сорока. Всего лишь тридцать восемь.

- Неправильно, - ответила сороконожка.

- В смысле неправильно?! – резко повернулась гусеница и скорчилась от боли. – Я считала.

- Уже тридцать семь. Мне одну лапку какой-то рыжак успел отцапать.

- Тогда ты тридцатисеминожка? – улыбаясь, спросила гусеница.

- Гусеница, не шути, мне смеяться больно, - попросил паук, вытянув больную лапку во всю длину.

- Эка мы их расшатали. – Вздыбился божий бык, заливаясь нектаром.

- Кажись, нас тут любят. – Жук повернулся, выхватил кого-то из толпы и, глядя ему в глаза, спросил, - Ну, скажи мне, мил насекомое, кто такие навозные жуки?

- Герои! Все, как один! Герои, - дрожа от восторга, отвечала ему блоха.

- То-то же, - довольно сказал жук.

- Стоит заметить, что данный путь не прошел для нас даром, - произнесла осмелевшая сороконожка. В последнее время она все чаще вступала в диалоги. – Спросите меня, когда мы с вами встретились, и я отвечу, что это было много лет назад. Да и ваша конструкция пошла мне на пользу. Я, знаете ли, начала чувствовать свои лапки. Такими темпами скоро сама на ноги встану, - улыбнулась она.

- Прекрасный был путь, - сказал паучок, обводя взглядом Нейтралку.

А в это время, от толпы отделился другой паук. Большой и сильный. Он на длинных лапках, втыкая их, как иглы, в тесные промежутки между насекомыми, двигался к отряду.

«Мама» - взорвалось внутри паучка.

Четырьмя глазами мать неотрывно следила за сыном, а оставшимися четырьмя глядела вниз и аккуратно ставила лапки, чтобы никого не задавить.

- Мама! – вскрикнул паучок.

Толпа расступилась.

Паучок бросил нектар и в одно мгновение оказался возле матери.

- Мама, я смог. Я спас дерево. Теперь вам не придется делать коконы и улетать. Не придется. Прости меня, что я вас покинул. Прости…

- Я знаю, мой милый. Знаю. – Сказала мать, обвив сына. – Ты молодец. Прости и ты меня, что я не уделяла тебе нужного времени. Ведь твои братья и сестры, которых…

- …тысячи и тысячи. – Продолжил паучок. – Я знаю мама. Не вини себя.

- Как только до нас дошли слухи, что некий паучок без паутины спас наше дерево, мы ни секунды не сомневались, что это был ты. Мы так за тебя переживали. Возвращайся в семью. Тебя ждут твои братья и сестры.

- Хорошо, мама.

Не чувствуя боли в поврежденной лапке, он взобрался на мать, но тут же слез.

- Извини, но я не могу.

- Почему?

- Не могу, потому что, мои братья и сестры теперь здесь. – Слегка стеснительно сказал паучок, оглядывая отряд. – Я обязательно приду к вам. Но позже.

Паучок вернулся на свое место возле гусеницы, сороконожки, божьего быка и жука.

- Ты прав сын мой, - со скорбью сказала мать. – Ты нашел свою семью. Нашел.

Так и закончилось великое спасение дерева. Этот случай еще много поколений передавался из уст в уста среди насекомых. История превратилась в легенду. Легенда превратилась в миф. И даже сегодня среди насекомых чужих деревьев из далеких-далеких лесов все еще ходит предание, как отряд неполноценных смог одолеть рыжаков.

А что же случилось с нашими героями, спросите вы. Я отвечу.

В ночь на третьи или даже четвертые сутки празднования, отряд неполноценных незаметно для всех – исчез. Им была предначертана совсем другая судьба, нежели пить нектар и вспоминать о былой победе. Они понимали, что встретившись совершенно случайно, они уже не захотят разлучаться. Наверное, так оно и вышло. Наверное, никто не был лишним.

Показать полностью

Отряд неполноценных #5

Отряд неполноценных #5 Текст, Длиннопост, Рассказ, Авторский рассказ, Насекомые

Егор Куликов ©


Начало



Когда пришел в себя, гусеница скулила недалеко. Божий бык матерился, поправляя мятое крыло, а сороконожка просто стояла и смотрела.

- Господи! Господи! Никого не ушиб? – спрашивал кто-то басовитым голоском. – Я его на дерево тащил, а он как выскользнет и давай все кочки собирать. Вы целы? Все хорошо?

Подбежал навозный жук и начал нас всех поднимать.

- Ребята, простите меня, оболтуса такова. Сам не знаю, как так вышло. Я его, а он… а потом хлобысь и летит уже.

Жук бегал от одного к другому, продолжая причитать.

- Что это, мать его, было? – спросил божий бык, корчась от боли.

- Да шар это мой… шар. Я его тащил наверх, туда. – Жук указал на дерево. – Я там был уже пару раз. И все нормально. А в этот раз… ох, господи. А шар возьми, да выскользни. Два дня его пер туда. Ох, а я, кажется, вас знаю. – Он присмотрелся к сороконожке, затем перевел взгляд на гусеницу, которая только-только встала на лапки. – Вы, кажись, этот, отряд неполноценных.

- Чего мы? – спросила гусеница.

- Отряд… отряд неполноценных, - повторил жук. – Про вас вся Нейтралка только и говорит. Я, кстати, был там, когда вы пришли. Правда, подойти постеснялся.

- А убить ты нас не постеснялся? – продолжала гусеница.

- Господь с вами.

- С нами он, с нами, - и гусеница кивнула на божьего быка.

- …я ж говорю, что случайно. Хм… а может и не случайно. Может это предназначение свыше. Ох, ты ж боже ты мой. – Встрепенулся жук и убежал.

Через минуту прикатил круглый шар и начал оглядывать.

- Ну вот… тут вмятина, тут скол. Как жаль, как жаль.

- Вот этой штукой ты нас чуть не убил? – спросил я.

- Не хотел я причинить вам зла. Наоборот, я бы помог вам.

- Хватит нам такой помощи. – Сказал божий бык.

- Ребята, тут дело такое, - не унимался жук. – А можно я с вами пойду.

- Категорически нет. – Сказала гусеница.

Я одним взглядом, спросил ее – «почему?». Она продолжила:

- Наш отряд неполноценных, как ты нас назвал…

- Не я.

- …ладно, не ты. Наш отряд уже сформирован. Мы разработали план и постараемся его придерживаться. Ты слишком шумный. А нам надо тихо.

- Ну, ребята, - умолял жук.

- Что ты умеешь? – подошел божий бык.

- Летать могу. Катать любые круглые предметы на раз могу. А еще я очень сильный. – Он тут же подбежал к ветке и продемонстрировал.

Стоит отметить, что силы в нем, и правда, оказалось много. Ветка была огромной и казалась неподъемной, но жук с легкостью справился. И держа ее, продолжил:

- Я могу вас всех перетащить на своем горбу.

- Берем его, - тут же сказала сороконожка с горящими глазами. – Пусть идет. Лишняя помощь нам не повредит.

Божий бык нахмурился. Что-то нехорошее затевалось в его голове.

- А давай-ка мы проверим.

- Легко. – Жук бросил ветку и подбежал к нам. – Прыгайте.

- Зачем он нам нужен? Сами бы справились.

- Дело в том, - продолжал жук, - что о нас, о навозниках, сложилась дурная слава. Буд-то мы ничего, кроме как, извините за выражение, в говне колупаться, ничего больше не умеем. А я докажу. Докажу, что наш вид еще войдет в историю этого леса.

- Прибереги силы, - сказал божий бык, размещаясь на жуке.

Мы с гусеницей загнали на него сороконожку и сами кое-как расположились. Было тесно и довольно скользко сидеть на его панцире.

- Куда изволите? – поинтересовался жук.

- Вон к тому сухому дереву.

- Будет исполнено. – Он пошел так, словно никого на нем не было. Просто и легко.

- Ты что и шарик свой забирать будешь? – недовольно бурчала гусеница.

- А куда мне его девать? Конечно, буду. Это мое состояние. В нем вся моя жизнь. Без него я никуда. Он у меня уникальный.

- Валяй…

Жук не только был очень сильный. Еще он был крайне разговорчивый. Всю дорогу… подчеркиваю – всю. Он не замокал больше, чем на десять секунд. Его бесконечные байки лились, как вода из дырявого ведра. Я даже поспать успел.

- Ну вот мы и приехали. – Сказал жук, стоя под сухим деревом. – А на кой ляд вам сдалось это дерево?

- Ищем логово рыжаков, - нехотя сказала гусеница.

- Так, чего же его искать? Оно вон там. Они, кстати, кочевать собираются, - радостно сказал он.

- Ты знал, где муравейник? – раздраженно спросил божий бык.

- Знал.

- А чего молчал?

- Я молчал? – тут он не зря удивился.

- Почему нам не сказал?

- Ну даете ребята. Вы же не спрашивали меня.

- Ты тут болтал всю дорогу о чем угодно, кроме того, что нам, действительно, важно! – вскипела гусеница и затрясла лапками. – И что же ты еще про муравьев знаешь?

- Ну… - жук задумался. – Знаю, где они. И знаю, куда они хотят переселиться. Я когда шар на дерево пер, видел. – И он с нежностью прижался к своему шару, пытаясь обнять.

- Давно это было? – спросила гусеница.

- Это-то… с недельку уж.

- С недельку, - повторила она, что-то просчитывая. – Значит, разведчики были еще неделю назад. Потом вышли солдаты и рабочие. По-моему мы опоздали, товарищи.

- Как опоздали? – спросил я.

- Очень просто. Скорее всего, королева уже прошла свой самый опасный участок.

- И что теперь?

- Теперь все! – продолжил за нее божий бык.

- Но этого не может быть.

- Может. Больше того, это уже случилось.

- Нет-нет-нет… - я спрыгнул со спины жука. – Я не хочу в это верить и, пока сам не посмотрю, не успокоюсь.

- А он прав, - поддержала меня сороконожка, нежась на спине жука.

- Мы должны дойти до конца. – Продолжил я. – Должны увидеть. Иначе, зачем этот путь. Если королева на новом месте, тогда я с вами соглашусь. Но пока что никаких отказов и сникших мин.

- Ребята, давайте уже решайте быстрее. Не могу долго стоять.

- Залезай обратно, - улыбнулась гусеница. – Наше путешествие продолжается. Веди нас, жучок, к новому их месту.

Мы развернулись и пошли обратно. В этот разу жук проводил нам экскурсии. Показывал, где были муравьи и куда они направляются. Обещал, что заведет нас в такое место, откуда все подножье дерева будет видать.

- Слушай, а чего у тебя в этом шарике. Там ведь не навоз, надеюсь? – аккуратно спросила сороконожка. Сидя на спине жука, она стала разговорчивей.

- Увы, но это не навоз, - разочаровано ответил жук. – Навоза сейчас днем с огнем не сыщешь. Расходится, как горячие пирожки. Только почуешь и сразу пулей туда летишь. А прилетаешь уже на пепелище. Все разобрали, паразиты такие. Поэтому пришлось скатать из подручных средства. Немного грязи, немного глины. Чернозема плодородного туда вкатал. Пару иголок для крепости конструкции. Так что у меня теперь не шарик, а настоящее ядро. Твердое, как камень. Он у меня уникальный. Вот все катают его большим. А я решил, что размер - не главное. Скатал себе свою прелесть такую, чтоб и катать удобно было и лететь с ним можно. Правда, летать с ним очень тяжело, но думаю, что можно. Ну вот, собственно, и пришли. – Резко затормозил жук.

Он высадил нас на краю обрыва. Не соврал. Вид отсюда был отличный. Наше дерево, оказывается, не такое и большое. Есть и выше. И мощнее. И толще. Но, все же, оно наше. Родное.

- Поглядите туда, - сказал жук и ткнул лапкой. – Если присмотреться, то можно увидеть, как рыжаки двигаются.

Мы начали всматриваться по направлению лапки. И вначале ничего не было видно. Но стоило немного отвлечься и становилось ясно, что это не листва движется. Это они. Сплошной рекой. Нескончаемой. Широкой, как ствол дерева.

- Господи, сколько же их? – в пустоту спросил я.

- Ого, - увидела сороконожка.

- Шакальё.

Гусеница и жук отмолчались. Что, кстати, было странно для обоих.

После я перевел взгляд на отряд. В тот момент я понял, что страх перебрался не только ко мне. Не я один тут трус. Страх буквально сковал наш отряд. Все, как заколдованные, смотрели на движущуюся реку муравьев. А позже, когда мы сели в круг, никто долго не мог вымолвить и слова.

Даже жук.

Он, кстати, и разорвал молчание:

- Ну, чего, ребята? Куда там дальше? Что по плану?

- По плану? – безразлично переспросила гусеница.

- Ага. Мы пойдем их лупить, али нет?

- Али нет, - попытался отшутиться я. Никто не засмеялся.

Так мы просидели почти до вечера, боясь представить, что нас ждет.

Оттуда, сверху, муравьи не казались столь огромной опасностью. Казалось, что самое сложное - это целым и невредимым спуститься с дерева. А дальше… а дальше оно как-то само. Раз-два и дело сделано. Королева мертва и вот мы стоим и думаем, что делать с трупом.

Все это было там, наверху. Там, где мы не видели своего врага в лицо. В лица. Миллионы лиц. И даже наш план на скорую руку казался вполне себе реализуемым.

До этого момента.

- Что будем делать, господа и дамы? – спросила гусеница.

- Я тут мозгами пораскинул и думаю, нам надо на тапки давить. Мы спустились. Мы попытались. Ничего не вышло. Пора и меру знать. – продолжал проталкивать свою идею божий бык.

- Вот так сдадимся? – спросил я.

- Ты видел, сколько их? Видел? Тебе показать?

- Видел я. Все мы видели.

- Они же, мать их, бесконечные.

- Бесконечность может быть только в пространстве и, наверное, во времени, - неожиданно вставила сороконожка. – А муравьи не время и не пространство. Так что они конечны. Как и мы с вами.

- И если мы туда ломанемся, то будем конечны намного раньше, чем следовало бы. – Не унимался божий бык.

- Вы о чем? – спросил жук, переводя взгляд с одного на другого. – Эх, ладно, все равно ничего не понятно. Пойду шариком своим займусь. Там его подлатать надо, стесать уголок один, а то, знаете, когда катишь, он так больно цепляет по пузу. Вон, почти весь панцирь мне счесал. Вы, как договоритесь, меня кликните. Хорошо? – ответа не последовало и жук пошел к шарику.

Дойти ему помешала гусеница:

- Жук!

- Чего?

- А ты не хочешь принять участие в нашем решении?

- Неа. Я ж не шибко умный. Это вы тут с мозгами, тактикой, стратегией, планами какими-то. Она еще терминами страшными сыплет, - указал он на сороконожку. – А я в это дело не лезу. Скажете пойти, я пойду. Скажете сидеть, буду сидеть. Ну ладно...

Когда он подошел к шарику, то мы услышали, с какой нежностью он обращается к нему. Гладит, оглядывает. А когда начал стесывать уголок, то каждый раз спрашивал, не больно ли ему. Если надо, он может аккуратней. А если совсем плохо, он и терпеть готов. Пусть трет.

- Нам надо двигаться дальше, - набравшись смелости, сказал я.

- И я о том же, - в своем ключе понял божий бык.

- Я про план. Надо придерживаться плана. Что там у нас дальше по списку?

- Ну, первые пару пунктов мы прошляпили, - обреченно сказала гусеница. – Если меня не подводят глаза, то там уже рабочие шастают. Значит, королева либо уже прошла, либо вот-вот пойдет.

- Значит, дальше по списку нам надо узнать, прошла ли королева. Так? – продолжил я мысль гусеницы.

- Выходит, что так. – Тем же опустошенным голосом сказала она.

- Тогда нам надо выдвигаться.

- Тогда надо.

- Тогда чего расселись!? – неожиданно, даже для самого себя, крикнул я. – Мы либо движемся дальше, либо продолжайте сидеть, а я пойду. Надоели.

- Э! – окликнула сороконожка. – Вообще-то я тоже хочу.

- Значит, пойдем втроем. Жук! Мы определились. Кати сюда свою любовь.

- А ты прав, - тихонечко сказала гусеница. – В какой раз уже прав. Я всегда считала тебя трусом, а оно вон как все вывернулось. Так перекрутилось, что трусами оказалась я и наш святоша. Просто, знаешь… после того, как я увидела, сколько их, мне вдруг подумалось, что бабочкой быть не так-то и плохо. Летаешь себе. Листики кушаешь, нектар пьешь. Но ты все равно прав. Гхм… я в деле!

- Отлично. Бык!?

- Как вы мне дороги, - недовольно сказал он, но встал.

Поникшие и опустошенные, мы все-таки продолжили путь.

Странно было ощущать себя лидером. Если раньше за все отвечала гусеница, то в этот раз дело пришлось взять в свои лапы.

- Итак. Сейчас попробуем подойти максимально близко. Нам, во что бы то ни стало, надо узнать о королеве.

- Есть! Максимально близко! – отрапортовал жук, продолжая тащить и нас, и свой шарик.

Ближе к вечеру достигли реки. Шум ее слышался задолго до того, как мы ее увидели.

- Жук и сороконожка, оставайтесь здесь. Мы прокрадемся ближе.

Я старался контролировать каждую лапку, ступая тихо и невесомо. Гусеница, как обычно, бесшумно передвигала лапками и двигалась следом. Последним шел божий бык. Почему-то за него я больше всего и переживал.

Мы взобрались на веточку над самой рекой. Рабочие муравьи, неся поклажу, двигались быстро. Казалось, они едва касаются своими шестью лапками земли. Казалось, они парят над ней. И им ничего не стоит тащить личинку или еду, которая в несколько раз больше, чем они сами. По краям реки, на ее границах, стояли военные. Они, можно сказать, и направляли русло. Создавали живой заслон между рабочими и лесом.

Этот вид был гораздо больше своих собратьев. Большие и мощные. На крохотных головах располагались два глаза, усики-антенны и, непонятно каким образом, там удерживались огромные жвалы. Мои хелицеры по сравнению с их челюстями это так, баловство.

Иногда, когда солдаты заскучают разглядывать несущихся рабочих, они переговариваются и щелкают жвалами. Страшное это зрелище. Невольно представил, как там оказывается моя лапка. А потом, так же легко представил, как моей лапки там больше не оказывается. А лежит она уже где-то отдельно от меня и только дергается, прощаясь с жизнью.

Ух… даже холодок прошел от таких мыслей. И пошатнуло слегка, словно весь мир содрогнулся. Я крепче вцепился в ветку. Затем еще раз шатнуло. И еще… и еще… еще…еще…

Земля начала дрожать. Словно деревья рушатся с небес. Нет, сами небеса падают на землю.

- Отступаем! – скомандовал я.

Нисколько не заботясь о тишине, мы ломанулись назад.

- Уже началось? – равнодушно спросила сороконожка.

- Нет. Это не мы! – мечась из стороны в сторону, сказала гусеница. Она быстро перебирала лапками, выискивая защищенное место. Наконец, нашла листок, забилась под него, и только голову высунула, продолжая огромными глазами смотреть на нас.

- А что же там стряслось? – тем же тоном спросила сороконожка. – Интересно все-таки.

Жук молча зарыл шарик в сухие иголки и успокоился. Видимо, сам он нисколько не боялся умереть.

В один миг стало темно. Словно вечер на земле наступает не так, как на дереве. Будто бы его здесь просто включают. Раз! и смеркается. Еще раз! и ночь.

Лишь секунду спустя мы заметили, как нечто огромное движется на нас. Настолько огромное, что заслонило собой и кусты, и деревья, и даже небо. Оно вальяжно шагало и при каждом шаге мы подпрыгивали от толчка земли. Огромные ветки ломались, как тростинки, и с грохотом падали.

- Это лооооось! – то ли радостно, то ли с испугом прокричал жук. – Лоооооось! – все-таки радостно. Глаза его горели странным азартом. – Лосяяяяяяш! – продолжал кричать он, будто эта зверюга способна услышать такую букашку.

Лосяш, как нежно назвал его жук, продолжал движение. Его копыто уткнулось рядом, засыпав нас черными комьями земли. Затем он склонил огромную, как скала голову, увенчанную рогами-ветками, и растопырил влажные губы. Хруст Травы раздался прямо над нами.

Еще бы чуть-чуть. Какие-то жалкие сантиметры и все бы мы оказались в его пасти.

Я успел различить пожелтевшие зубы и синюшный язык, что так ловко, словно змея, обвил пучок травы и будто бы свернул ему голову.

Благо, лосяш не стал задерживаться и пошел дальше. И каждый его шаг отражался гулким стоном земли.

Когда гул от лося ушел вместе с ним, с нами остался только визг божьего быка, что, как сумасшедший, обнял лапками голову и, качаясь из стороны в сторону, вопил полуслова, полукрики:

- Умреееем! Здох…. Ааааа!

- Жук! Жук! – начал кричать я, наблюдая как жук умудрился забыть о своем драгоценном шарике и побежал вслед за лосем. – Да чтоб вас всех. Гусеница, ко мне! На сороконожку, срочно!

- Что случилось!?

- Потом. Все потом! Наш план обрел новые пункты.

Мы вскочили на сороконожку и с пробуксовками сорвались к реке.

Как я и ожидал, лось внес сумятицу не только в наши ряды. Некогда стройный поток муравьев распался. Рассыпался, как брошенная горсть зерен. Рабочие муравьи с пожитками и безумными криками хаотично пытались вновь оформиться в ручей. Муравьи-солдаты оказались лучше организованы. Они кричали на рабочих, сгоняя их, как собаки сгоняют стадо овец. Кого-то даже били или того хуже, перекусывали напополам мощными жвалами.

В считанные секунды муравьи начали создавать новое русло реки. Они обогнули глубокую яму, что осталась от копыта лося, и солдаты уже начали выстраиваться в шеренгу, ограждая рабочих от леса.

- За ним, быстро! – скомандовал я, указывая на отбившегося муравья, который, несмотря на вес личинки у себя на горбу, бегал довольно быстро.

Гусеница без объяснения меня поняла, и мы отправились в погоню.

Воспользовавшись общей неразберихой, мы мчались к муравью, который, заметив нас, начал удирать. Он бежал по направлению к реке и мы понимали, что стоит ему добежать до своих, и все. Новый пункт нашего плана можно считать проваленным.

- Давай шестую! – крикнул я гусенице.

- Но у нас нет шестой.

- Кто сказал? – неожиданно выпалила сороконожка, и меня едва не сбросило от резкого рывка.

- Жми, родимая! – кричала гусеница, быстро перебирая лапками с палками.

- Прижимайся. Я буду прыгать.

- Что?

- Жмись к нему! – рявкнул я.

- Но…

Дальнейшие слова остались вместе с гусеницей и сороконожкой, потому что я уже был в полете. Сгруппировавшись, я летел, как пуля. И все мои восемь глаз следили за муравьем.

Я настиг его, и мы кубарем покатились по листве. Белесая личинка, с которой он убегал, отлетела в сторону.

Нас разбросало. Я тут же вскочил и кинулся к муравью. Пригвоздил его лапками и заткнул рот.

Гусеница каким-то образом тут же оказалась возле меня и выпустила прядь паутины. Мы скрутили муравья, залепили ему рот и погрузили на сороконожку. Он дергался, пытался вырваться. Но куда тут денешься, когда по лапкам и по лапкам связан.

- Надо срочно уходить! – скомандовал я. – Если нас видели, то могут организовать погоню.

- Думаешь, они заметили его пропажу? Их там вон сколько.

Ответом был мой взгляд.

- Надо, так надо, - согласилась гусеница и взобралась на сороконожку.

С живым трофеем мы вернулись к отряду.

Божий бык перестал вопить и почему-то заливался от смеха.

- Мы взяли языка! – гордо заявила гусеница. Но отряд не разделил нашей радости.

Божий бык продолжал корчиться, иногда помахивая лапкой в сторону жука, который разочарованно гладил свой шар, доводя его до зеркального блеска.

- Ты чего? – спросила гусеница.

- Я…я… ниче… ничего… - не в силах вымолвить цельное слово, отвечал божий бык.

- А ты?

- Нормально все. – Ответил жук голосом, пропитанным грустью.

- Так, надо посовещаться.

Я толкнул дергающий кокон и он повалился на землю.

Мы отошли в сторону.

- Что с ним? – спросила гусеница у жука, потому что бык никак не мог остановиться. Иногда он замирал и, казалось, что приступ прошел. Затем его взгляд падал на жука и он вновь взрывался диким хохотом. Пытался еще что-то комментировать, но говорил лишь пару букв и снова нес чепуху вперемешку со смехом.

- Понятия не имею, - отвечал жук.

- А ты… ты скажи зачем ты за лосем побежал, - успел произнести божий бык и повалился на бок.

- И зачем же?

- Ну, надо было.

- За лосем? Надо было бежать? – не понимал я. По взгляду сороконожки стало понятно, что она догадалась. Я посмотрел на гусеницу. Видимо, и ей все ясно. – Жук, что происходит?

- Я думал, что он успеет.

- Что успеет? Кто?

- Что он успеет опорожниться! – выпалил жук и отвернулся к шару.

Легкий смешок у меня все-таки вырвался. Гусеница ткнуть меня в бок, чтобы я не поддался истерическому смеху божьего быка.

- Жук, это не должно быть для тебя стыдно, - попытался я исправить ситуацию.

- Это должно быть стыдно для лося! – прокричал божий бык, не вставая.

- Заткнись, святоша. – Не выдержала гусеница и подползла к жуку. – Не слушай его. Он не далек умом. Только и знает козырять своими фраерами да шакальём. А как лося увидел, так забился там как сумасшедший и вопил как девочка.

- Ты кого бабой назвал!? – смеха как не бывало.

- Тебя, - спокойно ответила гусеница.

- У меня был стресс.

- Он у всех был. Но вопил тут только ты.

- Ну, все пузатая! – божий бык растопырил усы и твердым шагом направился к гусенице.

Я встал у них на пути.

- Не стоит этого делать.

- Пусть она за базар отвечает.

- Мы все здесь ради общего дела, - продолжал я. – И у нас нет времени. Лучше на рыжаков так иди. А между собой нечего собачиться.

- Мы с тобой еще поквитаемся, - божий бык ткнул в нее лапкой. – Поквитаемся.

Я выждал некоторое время, когда жук отойдет от обиды, а божий бык перестанет дергать панцирем, нервно выпуская мятые крылья.

- А теперь вернемся к делу. Вообще-то мы вам языка принесли. Гусеница, распутай ему рот.

Мы обступили бедного муравья. Гусеница сорвала паутину с головы. Мураш задергал глазками и одним оставшимся усиком. Он никак не мог понять, что происходит. Скорее всего, он уже попрощался с жизнью, ожидая, когда мои острые хелицеры войдут в его тело и наполнят ядом.

- Говори, где королева? – сходу начала гусеница.

Муравей смотрел на нее, редко отводя взгляд.

- Где королева, говори тварь! – продолжила гусеница, многократно повысив тон.

- Я… - пролепетал муравей. – Не понимать язык брат… я рабочий.

- Куда вы переселяетесь?

- Переселяетесь. – Повторил он.

- Ты чо мне тут рожи строишь?

- Строишь, - не унимался муравей.

- Говори что знаешь! – гусеница взъерошилась как еловая ветка и придавила лапой муравья.

- Я не знать… работай. Они сказали делать, неси… я взять неси лечинка. Потом лос. Большой лос. Нога тудух, земля в небе. Все бежать. Я бежать. И он потом меня хыдыщ. – указал муравей на меня.

- Дайте я его сожру, - не выдержал божий бык.

- Не есть! есть нельзя. Много польза. Неси могу. Копать могу. Работай могу. Не боюсь работай. Сколько дашь за работай, столько и работай. Я сильный.

- Он еще и торгуется скотина. – В этот раз гусеница затряслась и отвернулась, не в силах смотреть на муравья.

- Фраера, дайте я с ним наедине потолкую. – Сказал божий бык.

Мы переглянулись. Казалось, что у него есть такой опыт.

- Он твой, - довольно громко сказал я и незаметно шепнул, - он нужен нам живым. – А после продолжил так же громко. – Делай с ним все что захочешь, нам он больше не нужен.

Улыбаясь, божий бык подмигнул мне и козырнул усиком.

Мы отошли в сторону.

- Как думаешь, у него получится? – спросил жук.

- Как бы ни был он противен, но, думаю, что получится, - сказала гусеница.

Поначалу было тихо. Казалось, что оба они молчат. Либо же ведут спокойную беседу. Так казалось до тех пор, пока над лесом не раздался крик муравья:

- Скажу! Все скажу!

Гусеница хотела было ринуться, но я остановил ее.

- Не надо. Вроде бы у него получается.

- Он его и убить может.

- Главное, чтоб выведал всю информацию.

Божий бык вернулся спустя пару минут. Шел он к нам странно – боком.

- Королева, пока что в старом муравейнике. Переселяться будет завтра на рассвете. Поэтому у нас одна ночь, - довольно декламировал бык.

- Как тебе удалось его разговорить? – включился в беседу жук.

- Есть у меня пара методов. – Божий бык повернулся другой стороной и весело помахал нам оторванной лапкой муравья.

- Ну, ты и зверь, - удивительно радостно сказал гусеница.

- А с ним мы, что будет делать? – спросил я.

- Отпустить нельзя, - тут же сказал жук.

- Как приманку его тоже не используешь, - подхватила гусеница.

- Менять его у нас тоже никто не будет, - продолжила сороконожка.

- Я уже все сделал. – Спокойно сказал божий бык. – Фраер раскололся, и я пустил его в расход. Со жмуром тоже проблем не возникнет.

- Точно зверь.

Стеснительно и немного опасаясь раздробленного тела муравья, мы отошли в сторону на совещание.

Нам нужен был план. С помощью мозгового штурма нам удалось кое-что набросать. Но все было так слабо и шатко, что я сам не верил.

Сошлись на том, что этой ночью, божий бык полетит на дерево и постарается организовать тлю, сок которой буквально сводит муравьев с ума. Это отвлечет их и сломает ряды. По крайней мере, мы на это рассчитывали. Затем мы с гусеницей и сороконожкой организуем засаду на ветке, что находится точно над муравьиной рекой. Жук будет отвлекать внимание с другой стороны. Его они не смогут сразу сломить, так хоть дополнительно отвлекутся.

У нас будет всего один шанс, чтобы спуститься по паутине гусеницы и убить королеву. Один шанс.

Один!

- Я приду с востока с первыми лучами солнца! – пафосно сказал божий бык, разворачивая крылья.

Мы провели его и расположились недалеко от муравьиной реки, которая продолжала бурлить.

Издалека был виден силуэт ветки, на которой завтра нам предстоит оказаться.

- Надо выспаться, - просто так сказал я, чувствуя, что надо это сказать. – Завтра предстоит сложный день.

- Спокойной ночи, - сказал жук.

- И тебе спокойной.

- Что? – встрепенулся жук.

- Спокойной ночи, говорю. – повторил я.

- Ах да… и тебе спокойной.

Лишь глубокой ночью, когда я как завороженный наблюдал за веткой, до меня дошло, что первый раз жук сказал: «Спокойной ночи», не мне, а своему любимому шару.

Показать полностью

Отряд неполноценных #4

Егор Куликов ©

Отряд неполноценных #4 Текст, Длиннопост, Рассказ, Авторский рассказ

Мы переглянулись с гусеницей и без слов поняли друг друга. А не ведет ли нас этот уголовник куда-то к своим товарищам? Не очень хочется повторить участь тли. И дальше, также без слов, согласились на том, что выбора у нас нет. Если не это дупло, то дождь слижет нас с дерева прямо в пасть к рыжакам.

У входа, оказался отличный навес из листьев. И на этом островке безопасности собралось множество насекомых: осы, бабочки, жуки-пожарники, мухи, комары, пауки, гусеницы, сороконожки, клопы, оводы, клещи, тля, кузнечики. Даже жук навозник околачивался возле входа вместе со своим шариком, который никак не мог пристроить.

И все они смотрели в нашу сторону с нешуточным интересом. Конечно. На нашем дереве не каждый день увидишь, как паук вместе с гусеницей седлает сороконожку. Со стороны мы выглядели странно. Как какие-то пианисты, что стучали палками по клавишам-лапкам и вместо звука получали то, что сороконожка двигалась.

При таком внимании мы и припарковались у самого входа. Дорогу нам уступали, как героям спасителям. По крайней мере, мне хотелось так думать.

- Что это… кто это… они с нашего дерева… с нашего ли они леса… - шептались зеваки.

- Фух, дочапали. – Божий бык стряхнул капли. – Я вам коротко, что здесь и как здесь, - сказал он и замолчал, пытаясь поймать дыхание. – Так вот… Нейтралка называется, потому что это нейтральная территория. Здесь мы все фраера одной масти. Нет тут пахана, петуха, парашника и начальника. Мы тут как бы одинаковые. Вон, даже тля, будь она проклята, бесовское отродье… даже тля тут елозит и никто ее не трогает. Пауки вон с каким аппетитом смотрят на других, но тоже закон чтут. Тут за пакость по голове не погладят. А вот лоб зеленкой помазать, это запросто.

- А чего это так? – оглядываясь, спросил я.

- Беда. Одна общая беда всех и объединяет. Рыжаки черти поганые, давят нас снизу и скоро доберутся до верхушки. А это место - хоть какой-то мир среди общего хаоса, - слишком странно выразился божий бык. – Пойдем внутрь, обсохнем, погреемся. Может, даже нары свободные найдутся, и сможем щимануть до завтра. Хотя в такую погоду тут, наверное, пол дерева шарятся.

В дупле оказалось тепло и светло. Уж и не знаю, чего там, у входа, собралось столько насекомых. На высоком потолке были специальные места для светлячков. Они сидели в своих конурках и освещали пространство. Насекомых было много, но не так чтобы совсем много. Даже место свободное нашли.

Божий бык тут же исчез куда-то. Его голос и его странные слова доносились то слева, то справа. Он разговаривал на повышенных тонах, смеялся и даже похрюкивал иногда.

Мы остановились возле стенки. Хотелось бы спрятаться в углу, но дупло оказалось круглое. Ладно, нам и стенка сгодится. На улице барабанил дождь. Здесь же было тепло и уютно. Сытость все еще растекалась по телу.

И отчего-то так хорошо стало. Может быть, обстановка подействовала. Все здесь. В одном месте. Вчерашние враги в «Нейтралке» - друзья. Чувствуется что-то общее. Честно говоря, даже не хотелось спускаться ниже. Уж больно хорошо тут. Даже гусеница и та растаяла. Когда проходила мимо бабочек, косилась на них. Я еще переживал, как бы не выкрикнула чего. Не начала бы устраивать тут истерики. Но нет… смолчала. А теперь смотришь на нее и понимаешь, что ей безразличны жуки, кузнечики, пауки и даже бабочки. Ведет она взгляд по насекомым и нисколечко на бабочках не спотыкается.

Сороконожка… а что сороконожка? Она как всегда меланхоличная, спокойная. Кажется, ее ничем нельзя удивить и ничем ты ее не выведешь из равновесия. Кстати, интересно, сороконожки все такие или только наша?

- Ну что, голодранцы, обсохли? – вынырнул из темноты божий бык. – Я вам тут немного напитка достал. Умайтесь напоследок.

Он протянул нектар.

Даже мне, хищнику по природе, нектар показался божественным напитком. Теперь я понимаю, почему пчелы по нему сходят сума.

- Короче, фраера, - начал божий бык. – Я тут немного побазарил с населением. Рассказал, кто чем живет и кто вы такие. Знаете, они вам чуть ли поклоняться не начали. Когда увидели нас, то все на улицу высыпали. Так что вы еще ничего не сделали, а тут уже в почете. Это хорошо. Очень хорошо. Значит, нам свободные нары выделят. А теперь к делу. – Божий бык склонился к нам, залпом выпил нектар и шепотом продолжил. – Разведал я тут у местной шпаны, кто, что знает про рыжаков. Так себе дела… такими сведениями только парашу драить. Но есть и парочка хороших. Говорят, и я тоже это слышал, что всеми рыжаками заправляет королева. Подкаблучники они. Представляете, сколько их народу, а ими баба правит. Рыжаки, одним словом. Сильны они только гурьбой, как шакалы. Увидели рыжака, можете смело шпынять его. Главное, чтоб рядом еще тысяч десять не оказалось. Еще есть тут ребята, кто хочет помочь вам. Ну, снабдить там в дорожку узелком со жратвой. Или просто аривидерчи сказать. Богомол изъявил желание богу помолиться за наши души грешные, но смелые. В общем, авторитет мы тут подняли. Главное, не спустить все на тормозах. Если все будет чин-чинарем, то мы сможем отсидеться тут, пока рыжаки не поднимутся. А как поднимутся, то мы веером фух… и нет никого. Поминай, как звали. Вы как? – резко оборвал он.

Мы начали переглядываться. Точнее я и гусеница. Сороконожка как уткнулась по приходу сюда в разжиревшую осу, которая даже летать толком не могла, так и смотрела за ней.

- Вначале ты говоришь, что мы подняли авторитет, - довольно смело начала гусеница. – Затем себя тут же причисляешь к нам, а после предлагаешь быть тут, наслаждаться жизнью, пока нас кормят и поют. Купаться в лучах славы до тех пор, пока рыжие муравьи не придут к нам. А после этого разбежаться?

- Верно ловишь, гармошка.

- Во-первых, я не гармошка, - резко ответила гусеница. Я незаметно ткнул ее лапой, желая напомнить, чтоб была поаккуратней с ним. А то поступит он с нами как с той тлей. Но гусеница отмахнулась. – Мы вообще-то в Нейтралке, - сказала она мне. Ах вот откуда у нее такая смелость. – А во-вторых, мы не хотим никакой дармовой жратвы. Мы на самом деле решили дойти до рыжих и попытаться их остановить.

- Вы знаете, что это смерть?

- Догадываемся. – Осмелел я.

- И вы променяете кайф в этом раю на расчлененку внизу?

- Мы… как это, по-твоему, будет сказано… мы держим базар. И за базар отвечаем. И не будем щемиться по шконкам от каких-то рыжаков! – закончила она.

Где успела нахвататься таких выражений?

Божий бык слегка отпрянул, не ожидая от милой гусеницы такого напора. Да что он… я сам не ожидал. Показалось, что даже сороконожка перестала разглядывать толстые черно-желтые полосы на осе и перевела взгляд на нас.

- Типа я мазу не тяну? – быстро пришел в себя божий бык и привстал на задние лапки, задрав морду. – Тех, кто баланду травит, я лично опускал. Да ты знаешь, кем я был!? Кто подо мной ходил? Кем пятки мог вытирать?

- Плевать! – гусеница заняла стойку кобры. Правда, в этот раз она не собиралась отплясывать. Уткнула лапки в бока и уставилась на божьего быка.

Было видно, что он вскипел. Еще немного и панцирь начнет прыгать, как крышка на кастрюле. Глазки его бегали, но каждый раз застревали на гусенице. Усики так и начали дрожать. Да и весь он, казалось, стал еще краснее, чем был.

Он придвинулся к гусенице вплотную. Прикоснулся к ее рыжим волоскам и, оглядевшись по сторонам, сквозь зажатый рот, сказал:

- Я вот сейчас засажу финку в твое пышное тельце и поминай, как звали. Освобожу тебя от необходимости становиться бабочкой.

- Не тронь ее, - вконец осмелел я.

Не знаю, что на меня нашло. Но я вдруг почувствовал, что должен это сделать. Просто обязан. Пусть и дрожал я весь, как усики у божьего быка.

- Не лезь!

- Не трогай и лезть не буду. – Увереннее сказал я.

Божий бык оглядел меня. Затем перевел взгляд на других посетителей Нейтралки.

- Мы на нейтральной территории, - сказала гусеница ему в лицо. – Помни это.

- Мне терять нечего.

Сороконожка изогнулась:

- Тогда пойдем с нами, - наивно сказала она. – Все равно ведь терять нечего. – И тут же отвернулась к разжиревшей осе.

Что-то сломалось в божьем быке. Он отвернулся на долю секунды, а когда повернулся, смотрел уже другими глазами. Вся суровость, злоба и гнев растерялись, пока поворачивал голову. Он отодвинулся и занял прежнее место. Отвернулся.

- Завидую я вам, фраера, - начал он говорить в сторону, будто стеснялся нас. – Беззаботны вы. Молоды вы. Ну, и глупы, разумеется. Завидую. Я ведь долго ходил по канту. Лакал сливки, жрал тлю. У меня даже семья была. Жена. Красивая такая. У нее еще верхняя черная точка чуть съехавшая была. Вот совсем чуть-чуть. А это так ее выделяло среди всех прочих. А потом ее не стало. Рыжаки, твари безрогие, тоже там замешаны. И тля. Они ведь, знаете, что, паскуды, делают. Пасут тлю. Как скот пасут. И пользуются их дарами. И жена моя… - божий бык отвернулся, прижал лапку к глазам и замолчал. Усики вздрогнули раз, затем два, три, четыре. Слезы выползли из-под лапки. – Жена-то моя хотела сходить, полакомиться. А рыжаки они ведь боятся нас. Только увидят, сразу деру давать. Ну, когда их не так много. Увязла она там в липкой какой-то жиже. Они набросились на нее и долго так… упорно грызли. У нас ведь панцирь во какой. – Он постучал по красному хитину. – Но они настойчиво продолжали грызть ее. Грызть! Грызть! Вначале усы и ноги, затем глаза. Так они и добрались до внутренностей. Я пришел к ней, но было уже слишком поздно. Раскидал этих тварей и успел лишь сказать ей последние слова. Успел услышать. Она умирала у меня на лапах. На этих самых лапках, - он затряс ими. – А теперь можете гнобить меня и презирать, но я боюсь рыжаков. Я видел, что они могут сделать. С вами и даже со мной. Им ничего не стоит нас убить. Залезть внутрь и выжрать все до последней капли жизни. Они – это вирус, который уничтожает все живое. Давайте. Не тяните. Презирайте меня…

Божий бык отвернулся.

Я первым подошел к нему.

- Знаешь, а я ведь тоже боюсь рыжаков. Я боялся всего и всех. С того самого момента, когда понял, что не умею плести паутину. Боюсь спускаться вниз, догадываясь, что ничего хорошего наша затея не принесет. Мы умрем. По крайней мере, я точно умру. Ты можешь улететь. Гусеница может взобраться наверх и, быть может, успеет окуклиться, а потом тоже улететь. А сороконожка… хм, она видимо тоже умрет. И, честно сказать, я каждый раз думаю, как бы отсрочить этот час. Как бы замедлить спуск. Но знаешь, потом я встретил гусеницу, - я прикоснулся лапкой к алому панцирю. – И она показала мне, что неумение плести паутину еще не приговор. Я могу приносить пользу. Я могу найти друзей. Могу, понимаешь. Могу. А сейчас, среди всех этих насекомых, кто завоевал авторитет, ничего для этого не делая? Кто это?

- Вы… - стеснительно ответил божий бык.

- Мы! - сказала гусеница. – Мы его завоевали. Если бы ты нас не спас, то авторитет мы бы завоевывали на дне птичьего желудка. Паук не один такой. Я тоже боюсь. Боюсь, что стану бабочкой. Боюсь спускаться вниз. Но мы не ставим на себе крест. Мы идем сквозь страх и наперекор страху.

- Меня хоть и ведут через весь мой страх, - начала сороконожка и умолкала. Словно понимала, что должна что-то сказать и даже начала говорить. Правда, продолжение так и не придумала. – эм… я… в общем, пошли с нами. Я бы, может, и не пошла никуда, но я только и умею, что не ходить. А с ними я увидела столько всего. Ох, ребята, - она зажмурилась, подавляя слезы. – Ребята, без вас я как без рук.

- Как без ног, - не заставила себя ждать гусеница, чем и вызвала бурный хохот.

Даже божий бык через слезы затрясся.

- Смешные вы. И смелые. Я не такой. Я был таким. А потом стал трусом.

- Ага, мы видели, как ты расправляешься с тлей.

- Тля это тьфу… она ничего не может мне сделать. Дать сдачи, ополчиться и прикокнуть меня. А вот рыжаки. Эти гады могут.

- Тогда давай им покажем, что и мы можем, - зло выдавила гусеница. – Можем. Вот так, разношерстно как мы сейчас есть – паук, гусеница, сороконожка и божий бык. И неполноценно, как есть. Чего нам стоит.

Божий бык оглядел нас. На каждом останавливал взгляд и щупал, будто видел впервые.

Затем резко вскочил и как запоет:

- Эх, не жить мне по правилам, мама! Не увидеть своих мне седин. Меня завтра пришьют из нагана, И я встречусь с тобой молодым. Была ни была, фраера! Чего ее жалеть, жизнь-то нашу. Грош цена и три копейки. А давайте-ка хоть напоследок. Хоть перед самой смертью устроим милый дебош и кордебалет! Так сказать, закатим последнюю пирушку.

- Ну, зачем же так громко, - умоляюще прошипела сороконожка, - Такие дела должны делаться тихо.

- Такое дело! Такое дело! – взревел божий бык. – Да об этом деле должна знать каждая букашка нашего славного дерева. И пусть катится весть по всему лесу о нашем деле. О великом деле. Этим я и займусь.

И он тут же скрылся среди толпы других насекомых.

К ночи, когда дождь прекратился, о нас уже знала вся Нейтралка. Подходили, спрашивали, интересовались. Давали советы и, прощаясь, смотрели так жалобно, что мне самому хотелось расплакаться. А после выделили лучшие места, напоили нектаром и уложили спать.

Утром, провожали нас чуть ли не с оркестром. Вся Нейтралка вышла и хлопала. Тысячи лапок бились друг о друга и сотни глаз наблюдали за тем, как мы уезжаем.

В дорогу нагрузили столько, что даже флегматичная сороконожка, с опаской оглядывала груз, который, к слову, ей и пришлось нести на своем горбу. Помимо меня и гусеницы.

Божий бык, наверное, с каждым успел обняться и перекинуться парой слов.

До земли оставалось не так-то и много – пара-тройка веток и толстый ствол.

- Мы с вами, ребята! – кричали нам.

- Я за вас буду молиться…

- За благое дело и умереть не грех, правда?

- Правда-правда, - бубнила гусеница. – Чего же вы не умираете? Ладно, пора завязывать с проводами. Втыкай первую.

Мы тронулись. Совсем скоро будет видна земля, а там… там и рыжаки уже будут поджидать нас.

«Куда нас несет? – подумалось мне. – На верную гибель. Можно сказать, добровольно идем на съедение. И, если честно, ни черта мы не изменим!» - закончил я свою бурную мысль вполне себе реальным замечанием.

Вот и ветка осталась наверху.

И еще одна.

А вот и ствол. Мощный ствол. Кора здесь старая и толстая. Изъедена глубокими морщинами времени. Такими глубокими, что нам не составит труда в них спрятаться. И еще для кого-то место останется.

На землю мы ступали медленно и аккуратно, словно она сейчас провалится.

- Стойте! – крикнул я.

- Что? Что случилось? – обернулась гусеница.

- Просто я никогда еще не был на земле.

- И на земле, и в земле еще побываешь, - саркастически ответила она.

Густым ковром лежали листья вперемешку с сухими иголками. Трава пробивалась на открытых участках земли.

Странно. Как мало видно с земли. Не то, что с дерева. За каждым кустиком. За каждой травинкой может скрываться опасность. Да что там травинкой. Под каждым листиком, которых здесь не счесть, могут выскочить чьи-то когтистые лапы и сцапать.

«А ведь и вправду могут».

От этой мысли повеяло страхом, как от прелой земли влагой.

Мы остановились, дабы осмотреться.

- И что дальше? - Сказала гусеница. Она озвучила вопрос, который нам давно пора было услышать, но мы боялись его произнести.

- В смысле? – зачем-то переспросил я, хотя прекрасно понимал, о чем идет речь.

- В прямом смысле. В самом прямом. Дальше что? Разведаем, где находятся рыжаки, и пойдем с открытой грудью?

- Эм… можем зайти к ним в тыл, - сказал я. Сказал лишь потому, что надо было что-то сказать.

- Ага, окружим их с флангов и ударим со всех, - она обвела нас взглядом, - со всех трех сторон. Предлагаю обсудить план.

- Мой задел может еще сработать! – сказал божий бык. – Если сейчас отчалим в другую сторону, то сохраним наши шкуры.

- А те, кто наверху? – поинтересовался я.

- А им придется проститься со своими шкурами. Но нас они все равно будут поминать, как спасителей. Будут думать, что мы загнулись в неравной битве с рыжаками. Перо под панцирь и на боковую.

- Не-не-не… так не пойдет, - занервничала гусеница. – Ты можешь хоть сейчас уходить, тебя никто не держит. Лети, божий бык, на небо и принеси нам хлеба.

- Ты, случаем, рамсы не попутала, фраериха. Здесь тебе не Нейтралка. - вздыбился божий бык.

- Не попутала, - равнодушно ответила гусеница, даже не глядя на него. – Не хочешь с нами, прячься дальше.

Божий бык продолжал злиться, но упрек проглотил. Съел и замолчал.

И все замолчали.

Как спустились с дерева, так и стояли на сухой листве, не зная, что же делать дальше.

- Давайте хоть пожрем что ли? – предложил божий бык.

Эту затею поддержали.

Время убьем. Сороконожку разгрузим. Может, чего и дельного на ум придет во время еды.

- Ты чего будешь есть? – копаясь в вещах, непонятно у кого спросила гусеница.

- Тлю! Тлю хочу. – Первым отозвался божий бык.

- Держи свою тлю. Ты чего будешь?

- Все равно, - сказал я. Мне действительно было все равно. Дай она мне скрученный листик и тот бы съел, не разбирая вкуса. Какая-то апатия напала. Ушел от родных. Обрел цель и шел к ней. Шел! Прошел через опасности, познакомился с такими замечательными насекомыми. А сейчас, когда до цели лапкой подать, разочаровался. Будто бы ложная была цель. И, чего греха таить – страшно. До дрожи страшно.

Все ели молча. Уткнувшись в еду, словно там происходит самое интересное. А на самом-то деле стыдно было в глаза друг другу смотреть, вот и разглядывали: кто тлю или ножки кузнечиков, а кто сочные листья.

- Утро вечера мудренее, - сказал божий бык и завалился спать. Не прошло и минуты, как послышался густой храп.

- Во дает, святое насекомое, - удивилась гусеница и как будто хотела продолжить. Даже рот открыла. А продолжения не последовало.

Около часа мы валялись на листьях. Спали все.

- А вчера, когда мы прощались, - неожиданно начала говорить сороконожка так, словно что-то рассказывала и ее прервали. – К нам многие подходили. Помните, советы давали. Мы за вас будем лапки держать, говорили они. Ну, все такое. Лапки держать, конечно, хорошо, но нам ваши лапки никак не помогут. Будете вы их держать или нет. И вот из всех этих подходящих мне больше всего запомнилась жирная оса. Скорее всего, вы ее помните. Еще бы ее не помнить, когда она одну четверть Нейтралки занимала. Я весь вечер пялилась на нее и в какой-то момент она заметила мой взгляд. Когда она подходила, точнее не подходила, а подползала. Я, естественно, отвернулась. Думала, сейчас начнет отчитывать меня, дескать, чего я на нее вылупилась. То, что она оса, не означает, что у нее априори должна быть осиная талия. Но она подползла ко мне и поинтересовалась, правда ли мы идем вниз сражаться с рыжаками. Я сказала, что правда. Она похвалила нашу затею и дала пару советов. Она сказала, что сама является некой дальней родственницей муравьев. А еще она недавно пролетала над муравейником. Я удивилась. Потому что полет и ее тело - это два противоположных значения. Она, видимо, заметила мое удивление, но не высказалась. Смолчала. Дальше сказала, что муравейник находится рядом с соседним деревом и пока они все сидят в муравейнике, то мы им ничего не сделаем. Сказала, что их королева находится где-то глубоко под землей. И охраняют ее, как истинную королеву. Так что к ней не пробраться. А убить сотню другую рыжих ничего не решит. Их там столько, что о-го-го. Она заметила, что они почти опустошили всю территорию вокруг своего муравейника. И в скором времени, им нечего будет есть. И вот, когда они выползут наружу. Когда начнут перетаскивать все свои пожитки, личинок, еду, оружие. В общем, когда будут перебираться с места на место, только тогда у нас есть шанс. Ни часом раньше и ни часом позже. Вначале они выпускают разведчиков, которые бегают и ищут место для нового дома. После разведчиков выступают воины. Это опасные рыжие. Челюстями щелкают так, что только ножки отваливаются. После военных, когда дорога зачищена и безопасна, начинают выбегать рабочие с пожитками. А после, в окружении тысяч других муравьев, выходит сама королева. Узнать ее легко. Она больше, чем любой из них. Намного больше. Когда она будет на открытом воздухе, мы сможем ее убить. Правда, и сами помрем, скорее всего. Но это наш единственный шанс. Пропустим его и все. Наше дерево точно пропадет. Потом оса поблагодарила меня за смелость и уползла к своему месту. Странная она все-таки, оса эта… - и замолчала.

Я лежал с открытым ртом. Обернулся. Оказывается, не я один. У гусеницы глаза были на все лицо. И челюсть отвисла до земли. Только божий бык продолжал храпеть.

- Это что сейчас было? – спросила гусеница, подняв челюсть.

- Что именно? – равнодушно спросила сороконожка. Собственно, как всегда.

- Ты понимаешь, что ты сделала?

- Что? – в этот раз голос дрогнул. Все-таки есть в ней чувства. – Я что-то плохое сделала?

- Нет, дурочка. – Гусеница подползла и всеми лапками обняла сороконожку. Прижавшись к ней, продолжила, - Ты спасла всю нашу затею. Мы тут битый час сидим и думаем, что делать дальше, а ты… одним махом упорядочила. Какая же ты хорошая. Паук!

- Чего?

- Ты тоже все понял?

- Еще бы.

- А святой все спит.

- Кто спит!? – повернулся божий бык. – Я думал, ваше транспортное средство больше трех слов сложить не может, а она вон сколько выпалила. Странная она у вас.

- Все мы тут немного того, - подчеркнул я.

- Итак, нам надо обсудить план, - предложила гусеница.

Мы расселись возле сороконожки и гусеница вязала слово:

- Из того, что нам известно, следует, - как обычно начала она. – Первое - нам необходимо найти их старый муравейник и установить наблюдение. Затем определить, когда они будут собираться на новое место. Второе - выследить их новое место и отслеживать все перемещения. Когда появятся рабочие, нам надо приготовить засаду и одним махом убить королеву. Убить! – прокричала она.

- Свернуть ей башку! – не выдержал я.

- Остановить ее сердце! – вторила сороконожка.

- Оторвать ей ноги и засунуть ей же в глаза. Затем свернуть ее в кулебяку и потихоньку прокалывать тушку, покусывая то тут то там. То тут, то там. И когда она уже не сможет дальше жить, прекратить пытки и дать ей прийти в себя. А потом снова! И снова! И снова! Пока самому не надоест.

Мы с опаской посмотрели на божьего быка, у которого неплохо так разыгралась фантазия.

- Да, обязательно так сделаем, - успокоила его гусеница. – А пока что нам надо найти их муравейник. Солнце еще высоко и времени у нас достаточно. Собираемся.

Практика дает о себе знать. Не прошло и минуты, как мы были готовы отправляться в путь. И только мы сделали первые шаги, как сверху раздался оглушительный рев:

- Берегиииииииись!

И в этот же момент что-то огромное рухнуло рядом с нами, разбрасывая  листья, щепки, иголки и нас. Я стукнулся о дерево и на пару секунд отключился.


продолжение, увы, только во вторник

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!